относитесь), как Светлоголовый Дарсин с ратью явился и показал врагам козью морду. Только мало того, что село от огня и стрел амировых воинов убытки понесло, ещё и Дарсин обобрал сельчан до нитки – все мясные припасы подчистую реквизировал.
«Но что было, то прошло, – думал Иванасий, приближаясь к заветной Горе. – Я тогда был совсем зеленый – многого ещё и не помню. А королевичи тогда, хотя и взрослыми уже считались, а были всё одно почти что дети.
У королевичей по времени свой счет. Как говорится, что дано простолюдину, не потребно господину. Им и в тридцать лет первый раз жениться можно, не то что пастухам да оратаям. И в жены они сколько хотят девок взять имеют право. И торопиться найти свою половинку им надобности нет. Оттого молодые королевичи и дурачатся. Знамо, что простые люди от этого страдают. Так ведь это наше, человеческое дело. Созреет народ – с королевичами как-нибудь сам разберётся. А Кощей, поганец, всю жизнь нашу перепутал, всех покоя начисто лишил. Королевичи тогда хулиганили, молодёжь в рабство угоняли. Дак ведь потом они договаривались, друг у друга пленников выменивали – дети к родителям возвращались. А сейчас что!».
То размышлял Иванасий, то вглубь себя уходил надолго, шёл, как отрешённый, будто кукла какая заведённая. От усталости забыл он и про крыланов, и про то, что ничего не пил – не ел с утра, даже про саму усталость забыл. Очнулся от глубинных размышлений, лишь когда тьма вокруг него сгустилась.
Вот она, Кощеева Гора Зла. Встала на пути внезапно, как стена – ни обойти, ни объехать. Чёрная гора, зловещим мраком покрытая.
Только рядом с горой и дошло до Иванасия, какой путь им проделан, и куда он вообще притащился. Осмотрелся по сторонам, а не видно почти ничего. Такое ощущение, будто необъятного пространства вокруг тебя уже нет – лишь гора впереди нависает зловеще, а перед нею – узкая полоска грунта. И тишина. Одни цикады, как натянутые тетивы гигантских луков, и звенят…
Встреча у Чёрной горы
Постоял Иванасий перед горой, постоял, похлопал глазами, потоптался на месте. Тут и навалились на него разом и усталость, и страх. Захотелось было юркнуть куда-нибудь в норку, как зайцу, что в ранние годы зимой вечерами в душе Иванасия проявлялся. Да только поди найди её, эту норку, когда темень вокруг – хоть глаза выколи. И мышцы будто мокрым песком наполнились – совсем неохота ногами шевелить. Переборола-таки усталость страх. Бухнулся Иванас на мягкую траву, протянул ноги, развязал котомку, приготовился поужинать.
Только ужинать-то оказалось нечем. Пошарил-пошарил в котомке, а кроме мотка просмоленной верёвки, бруска для точки ножей, туго свёрнутой рогожи, чтоб было чем в холод укрыться, и пустой берестяной бутылки ничего не обнаружил. Видать, всё подъел и выпил Иванасий до вчерашней ночи. Обидно, хоть плач. А нутро, как назло, даёт о себе знать – так и ковыряет под ложечкой.
Чтобы как-то немного
