списка «объектов», из которых тот, к которому он собрался ехать в выходные, уже через три дня, рассматривался им как всего лишь учебный. На нем следовало отработать в новых, прежде неизвестных условиях, как на тренировке с обязательным последующим подробным разбором, важнейшие элементы всего своего плана…
Само устранение его мало заботило – как он успел уже понять в бытовых стычках с соседями – его навыки никуда не делись, их следовало лишь восстановить. Именно поэтому он, повинуясь скорее рефлексам и позывам застоявшегося тела, начал интенсивно тренироваться, ощущая радость от устававших после упражнений мышц. Сначала было тяжко и, приходя на работу, он чувствовал, как разрывается тело от мало-мальски резких движений.
Он через совсем короткое время удивился, насколько тело его помнит напряженную работу, выполненную им больше двадцати лет назад, и как возвращается сила и резкость в руки и ноги. Тренироваться он предпочитал на улице – то на балконе своей квартиры, то в рощице на берегу Нидды – но, к его неудовольствию, он не мог скрыть от других занимавшихся на открытом воздухе, специфичность своих тренировок и скоро почувствовал, как на него обращают внимание соседи.
Известность не волновала его до сегодняшнего дня, теперь же она становилась серьезной помехой, также требовавшей какого-то решения. Неприятность могла произойти от произошедшего месяца три назад конфликта вокруг помещения, как раз под его квартирой, на первом этаже, двери из которой открывались прямо на лужайку перед домом.
Помещение, как выяснилось вскоре после переезда их, тогда еще с женой, из Кельна, использовалось для празднеств и обширно заполнялось по выходным, в том числе и в святое для немцев – воскресенье-Ruhetag – для музыки и приготовления восточной пищи со специфическими запахами лука.
Начиналось все, как правило, в два часа дня. Кквартира наполнялась скрипящими и раздирающими звуками двигаемой мебели. Когда однажды стало нестерпимым, он отправился вниз под предостережения жены о терпимости и вежливости.
На стук приоткрылась дверь, и молодой, толстоватый турок с наглой уверенностью сообщил, что это их privatgemieteter Raum, за который они заплатили и могут делать все, что угодно.
Он сделал ошибку, поинтересовавшись, имеет ли для них значение, что наверху живут люди. Ответ прозвучал убедительно: «Wenn da oben Deutsche gewohnt hätten, dann hätten wir sie zu uns einladen können». Последовала вторая ошибка – он вспылил: «Ok, soll ich dann die Polizei anrufen, oder?»
Ему все-таки не хватало навыка в ссорах на немецком. Из-за плеча его собеседника уже выглядывало несколько голов и одна произнесла «А…Рюсськи…» Все захохотали и дверь закрылась…
Он в некотором раздумье постоял и отправился наверх к себе. Жена до крайности возбудилась, пошла пятнами: «Ты ничего не сказал им лишнего? Это же турецкое быдло, на них жаловаться бесполезно…»
Внизу веселье пошло громче и скоро пол, казалось, стал двигаться от громкого однообразного ритма. Громче стали и
