тут пошуровать, поискать следы. Может, кто что и знает?
– Евгений толкует – искал.
– Этот найдет, как же! – с раздражением буркнул адмирал. – Тут самим надо без передышки…
За столом уже так расшумелись, что трудно было разговаривать. Какой-то плосколицый, ослабевший от спиртного, стал шумно распространяться о своей ненависти к немецкому народу, было слышно, как возмущался он жизнью военнопленных в Унчанске и призывал не кормить немчуру. Степанов, вдруг побурев лицом, спросил:
– А вы в войну в Ташкенте были?
– Нет, в Новосибирске! – крикнул плосколицый.
– То-то оно и видно. Накопленная в вас ярость не реализована, – с неприязненной усмешкой произнес Родион Мефодиевич. – Согласны?
Женька вдруг вызвал Устименку в прихожую. Оказывается, он слышал телефонный разговор Золотухина с женой и пришел в бешенство.
– Ты просто сошел с ума? – спрашивал он Устименку. – Ты понимаешь, что это такое? Зачем нам эта ответственность? Единственный сын! Если они не оперируют, если их консилиум не решается, если…
– Женюра, товарищ Степанов, – холодно произнес Устименко, – не лезь не в свое дело. Ты ведь никогда не был врачом, ты попыхач при медицине и с нее кормишься…
Степанов заныл, как в давние, довоенные еще времена:
– Я на твои оскорбления…
– Помолчи. Оскорблять тебя никто не собирается. А лезть в грязных калошах к себе в лечебное дело я не позволю…
– Лечебное, – все ныл Женька, – а Постников тут при чем? Инну Матвеевну обидел, а она вдова крупного генерала, у нее огромные связи, чего ты ей наговорил? Заявила – с вашим Устименкой сработаться совершенно невозможно. Володечка, прошу тебя, не рассчитывай на то, что анархия мать порядка, у нас тут все аккуратно, не расшатывай нам устои…
– Буду расшатывать! – сказал Устименко.
– Перестань, Володечка, я не люблю даже шуток таких. Постников – сволочь, это всем известно, а ты берешь и Золотухина дезориентируешь…
– Золотухин не мальчик…
– Инне ты тоже про Постникова сказал?
– Ой, Женюра, отойди, – попросил Устименко, – а то подеремся. Я, как все инвалиды, психованный. Как затрясусь…
– Разве мы бы не могли сработаться? – печально спросил Евгений. – Я же не требую ничего особенного, просто прошу: хоть для виду, для чужих, ты должен со мной считаться. Я номенклатурный работник, я член облисполкома, ряда комиссий, меня уважают в городе, а ты поедешь на юморе и шуточках; Володя, прошу…
– Юмора не будет, – со вздохом ответил Устименко.
Степанов осведомился опасливо:
– Что же будет?
– Драка, как обычно, с тобой, вплоть до рукопашной. Пока тебя не снимут.
– Дурак! – возмутился и оскорбился Евгений. – Я же добрый и доброжелательный парень. За меня медработники – горой. И начальство мною довольно.
