быть, лучше, чем каменные узилища Ардсмура или мытарства в далеких колониях.
Дансени повернулся на звук отворившейся двери, и лицо его при виде двух дочерей осветилось радостью.
– Ты ведь помнишь Джиниву, Джонни? – спросил он, подталкивая гостя вперед. – А Изабель? Когда ты приезжал в последний раз, она была малюткой. Как время-то летит, правда?
Лорд с грустью покачал головой.
Теперь Изабель минуло четырнадцать – она была маленькой и пухленькой, как ее мать. Что же до Джинивы, то на самом деле Грей ее не помнил – точнее, та нескладная девчушка, которую он помнил, ничуть не походила на изящную семнадцатилетнюю девушку, протянувшую ему сейчас руку. Если Изабель была похожа на мать, то Джинива скорее удалась в отца. Она была высокой и стройной. Обильно тронутые сединой волосы лорда Дансени, возможно, прежде имели тот же блестящий каштановый цвет, ну а уж ясные серые глаза девушки точно были глазами отца.
Девушки вежливо поздоровались с гостем, но было видно, что их интересует что-то другое.
– Папа, – сказала Изабель, потянув отца за рукав, – там, в холле, какой-то мужчина. Огромный! Он смотрел на нас все время, пока мы спускались по лестнице! У него пугающий вид!
– Кто это, папа? – спросила Джинива.
Она проявляла бо́льшую сдержанность, чем сестра, но заинтересована была явно не меньше.
– Э-э… ну, это, должно быть, новый конюх, которого привез нам Джон, – суетливо объяснил лорд Дансени. – Я велю одному из слуг отвести его…
Баронета прервало неожиданное появление в дверях лакея.
– Сэр, – вымолвил слуга, всем своим видом выражая крайнее потрясение. – В холле шотландец!
И, дабы никто не усомнился в этом невероятном заявлении, он обернулся и сквозь дверной проем широким жестом указал на рослого человека в плаще, молча стоявшего позади него.
Услышав это, незнакомец шагнул вперед и, найдя взглядом лорда Дансени, учтиво склонил голову.
– Меня зовут Алекс Маккензи, – произнес он с мягким горским акцентом и вежливо, без намека на иронию, поклонился лорду Дансени. – Ваш слуга, милорд.
Для того, кто привык к деятельной жизни на горной шотландской ферме, не говоря уж о каторжных работах по заготовке торфа, обязанности конюха в Озерном крае не должны были показаться утомительными. Однако Джейми после отправки его товарищей за море целых два месяца просидел в тесной камере в полном безделье, и в первое время это была для него не работа, а сущие муки ада. Отвыкшие от напряжения мышцы отчаянно болели, а усталость одолевала такая, что в течение первой недели, вернувшись к вечеру на свой сеновал, он валился чуть ли не замертво и даже не видел снов.
В Хэлуотер Джейми прибыл в состоянии крайнего душевного смятения, и поначалу это место казалось ему всего лишь очередной тюрьмой, тем худшей, что он находился далеко от Шотландии, один, среди чужих людей. Но время шло, и, хотя данное слово удерживало его в заточении надежнее, чем стальные решетки, он начинал оттаивать. По мере того
