Однокурсники. Эрик Сигал

      Из комнатушки Теда на Прескотт-стрит, где он до ночи просиживал над учебниками, виднелись огни Гарвард-ярда, – всего в каких-то двухстах метрах от. Так близко, так безумно близко! И если его внимание хоть ненадолго рассеивалось, он подбадривал себя, думая: «Держись, Ламброс, ты уже почти добрался». Словно Одиссей в бушующем море совсем рядом с Феакией, он ясно видел цель своих титанических усилий.

      В пылких фантазиях Теда, на волшебном острове его ждала прекрасная незнакомка. Златовласая юная принцесса, подобная Навсикае. В общем, в гарвардских мечтах юного грека помимо всего прочего присутствовали и девушки из Рэдклиффа[13].

      Он до того увлекся, что, читая «Одиссею» для спецкурса по английскому в последний год школы и добравшись до песни шестой, где Навсикая страстно влюбляется в греческого красавца, вынесенного волнами на берег ее острова, счел это предсказанием безумной встречи, которая будет ждать его, когда он наконец окажется в университете.

      Впрочем, отличная оценка по английскому была лишь одной из немногих, которые он получил за год. По остальным предметам он заработал, пусть и не столь выдающиеся, зато твердые четверки с плюсом. В общем, он больше корпел, чем преуспел. Да как он вообще смеет надеяться, что его возьмут в «Прекрасный Гарвард»?[14]

      По успеваемости в своем классе он оказался только седьмым, а на вступительных экзаменах его балл был всего чуть выше среднего. И это не говоря уже о том, что Гарвард распахивал двери лишь перед всесторонне развитыми личностями. Тед заключил, что на таковую явно не тянет. Да и когда ему было заниматься музыкой или играть в школьной спортивной команде, если сутками напролет он либо учился, либо работал в ресторане? С мрачной беспристрастностью оценив свои перспективы, он то и дело принимался убеждать отца, что не стоит надеяться на невозможное.

      Но оптимизм папаши Ламброса так просто было не поколебать. Как и его уверенность, что рекомендательные письма от «великих людей», столовавшихся в «Марафоне», сотворят чудо.

      В каком-то смысле так оно и вышло. Теда Ламброса приняли, хотя и без стипендии. А это означало, что ему придется ютиться в своей каморке на Прескотт-стрит и что он не сможет вкусить радостей гарвардской жизни. Ну, кроме как на занятиях. Ведь вечерами он должен будет вкалывать в «Марафоне», чтобы заработать шестьсот долларов на обучение.

      Тем не менее Теда это не пугало: пусть он стоял лишь у подножия Олимпа, он все же добрался туда и был готов штурмовать вершину.

      Потому что Тед верил в американскую мечту: если ты чего-то очень хочешь и посвящаешь всего себя достижению цели, успех тебе обеспечен. А он стремился учиться в Гарварде с той же «неугасимой страстью», которая двигала Ахиллесом в его желании завоевать Трою.

      Вот только Ахиллесу не приходилось каждый вечер обслуживать столики.