тортов, ни пирожных в пекарне тогда уже не было, выгорело всё, оставались только стены и всё то, что не могло сгореть. Лето было жарким и сухим. Возможно, пекарня так пересохла, что сама собой вспыхнула к осени, а может, её кто-то просто поджёг. Дело было ночью, поэтому Эфраим узнал о пожаре, когда пламя уже охватило почти всё помещение. Зрелище, вероятно, было столь впечатляющим, что Эфраим не был способен осмысливать свои поступки и сделал то, что первое пришло ему на ум, – обычно в такие моменты человек действует инстинктивно и правильно, чему потом сам удивляется. Эфраим с криками о помощи побежал к Богу, то есть в монастырь. Его удалось остановить уже у самого входа в здание монастыря. Первой на крик прибежала старая монахиня, которая была сиделкой в коридоре, где комнаты девочек, и у которой была бессонница. Она с трудом поднялась со своего кресла, которое за много лет было хорошо знакомо с её задом и уже приняло его форму. Монахиня, медленно переставляя обмотанные тряпками ноги, двинулась в сторону входа на крик, но в её понимании это означало бежать. Всю свою жизнь она провела в монастыре и большую часть времени сидя в кресле. Никакую другую работу она выполнять не могла, потому что была грузной и неподвижной, поэтому и усадили её в кресло с подлокотниками присматривать за девочками. Днём монахиня дремала в этом же кресле, опираясь на деревянную конторку, которая была придвинута плотно к креслу и которую надо было отодвигать всякий раз, чтобы подняться, поэтому старая монахиня не поднималась с кресла без особой надобности.
Когда из криков Эфраима стало понятно, что в городе пожар, в монастыре приняли решение оповестить об этом жителей звоном колоколов. Жителям, выбежавшим в ночных платьях на улицы, не сразу стало понятным, какая именно часть города охвачена огнём. Когда выяснилось, что горит всего лишь пекарня, некоторые разочарованными вернулись домой, а некоторые пошли помогать тушить пожар. Леди Шир тоже услышала звон колоколов, он ей был хорошо знаком, она открыла окно, чтобы посмотреть, что там происходит. Сторож в швейной мастерской сказал, что горит пекарня, он специально стоял под окном, где комната Шир, чтобы когда Шир захочет узнать, почему в городе шум и откроет окно, то он будет первым, кто ей расскажет новость и заодно увидит её в ночной сорочке. «Если кому суждено умереть на пожаре, то, скорей всего, он это уже сделал», – подумала Шир и вернулась в постель. И потом она могла просто крепко спать и не слышать звона колоколов. Утром Шир пришла в монастырь в обычное для неё время. У ворот была суета, Эфраим взволнованно объяснял настоятельнице, что на восстановление пекарни ему понадобиться всего несколько недель.
– Это не страшно, – говорила настоятельница, – мы подождём, какое-то время мы можем выпекать хлеб и в монастыре.
Она пообещала Эфраиму содействие в восстановлении пекарни и даже сопроводила с ним несколько девушек из монастыря, чтобы те помогли жене Эфраима и его дочерям прибираться после пожара. Марта тоже суетилась у ворот, ей было интересно – Шир уже знает о пожаре? Шир сделала
