женщиной в Европе?
– Вы не первый, кто интересуется географией моего счастья. Нет, Эгон. Счастливые женщины рано старятся.
– Это отчего так?
– От страха потерять.
У Ривса возникло острое желание положить руку на аккуратный затылочек. Не зря люди веры, иудеи, мусульмане, христиане, принимающие Бога вверху, прикрывают от него верх головы – сильная связь через макушку губительна для человека, как долгое прямое солнце в зените. Он уважал людей веры, но не завидовал им.
На пару обращали внимание, но плевать, день такой, что ли… революционный. Плевать на всех. А Лейлу жаль. Ладонь опустилась на ее голову, как большая птица.
– Эгон, не сочувствуйте. Я в счастливые не рвусь. Тем более в Европе. Я девушка зрелая. Грелку с темени уберите, будьте добры. Жарко. И слухи пойдут…
Эгон отдернул руку. Что это с ним, правда? Очень неудачно, особенно сейчас. Он поймал взгляд Даунли. Странный взгляд.
– Лейла, мне снова нужна помощь. Так пускай думают, что у меня к вам личное.
– Опять узнать про узников?
– Насмехаетесь. Иногда мне кажется, что вас раздражает моя работа, то, что мы будто с Солнца к вам прилетели и судим вас, копаемся в вашем белье. Так?
– Так да не так. Не так. Это еще терпимо. Хуже, когда вы за мемуары беретесь… О нас либо с восторгом, либо как о породистых собаках при дворянах. Вы ведь аристократы. Уехали и все. Мы для вас как фотография на память. Плоскость. А что вы понимаете в хороших коврах! Их с изнанки видеть надо. А иначе вы та самая сила, которая, желая добра… Так в чем теперь просьба непреклонного борца за права?
– Про то, что сидят, многие напишут. И я напишу в отчете. В черном отчете. Но никто не называет имен. У меня есть источники. Только я не могу выходить на них сам. Вы же знаете наши правила. Однако если узнать имена, может быть, людей спасем? Хотя бы нескольких. Именно сейчас, после листовок, на Западе можно усилить давление. Понимаете меня? Я готов рискнуть.
Эгон не стал ей говорить о том, что таким образом он только закладывает фундамент будущей масштабной правозащитной акции, которая несомненно потребуется, если народ действительно начнет подниматься с колен в недовольстве Сердаром. Вот тогда потянутся списки гулаговцев…
Лейла силилась постигнуть замысел, но ее отвлекали лукавые, очень сейчас неуместные мысли. Едва примятые волосы запомнили прикосновение ладони.
«Мысли мешают замыслам. Мысли мешают замыслам», – отпечатывали слова вредные клавиши. Все слова имеют запахи. Эти пахли, как пахла лента в печатающей машинке, на которой колдовала раньше мама.
– Вы не слушаете меня? Не верите. Я понимаю. Нет, не понимаю. Получается, что мне надо заниматься этим больше, чем надо вам.
– Вы смелый, Эгон. Честный. И вы с иностранным паспортом. Какой у вас? Английский, швейцарский? У нашего Сердара деньги за весь наш газ на личном счету в Швейцарии. Швейцарский паспорт, наверное, еще круче.
Ривс
