ток по колючке. Мы будем во всем брать с них пример. Они умеют бить сапогами по свиным рылам и неплохо справляются с евреями. У них есть чему поучиться. Но вообще они тоже свиньи. А как поступают со свиньями?
– Из свиней делают ветчину.
– Правильно, Вилли.
– Но из русских выйдет плохая ветчина. Чтобы мясо было сочным, скотину надо хорошо кормить. А русские едят всякую дрянь. Моя тетка Герда была в России, там в магазинах продают тухлую рыбу, комки грязи вместо картошки. И стоят очереди, каких у нас не было даже после войны. Карл, почему они победили, а сами едят тухлятину?
– Потому что свиньи.
Мальчики за широким столом из нетесаных досок оглушительно ржали. Плыл горький слоистый дым, пахло пивом, молодым потом и кровью. Все-таки уже пахло кровью.
В погребок редко заглядывали посторонние. Публика была все та же: несколько тихих пьянчуг, проститутки с бульвара, иногда приходили панки с петушиными гребнями, покуривали марихуану, громко ржали, распевали нестройным хором похабные песенки. Между ними и компанией, сбившейся вокруг Карла Майнхоффа, до поры до времени соблюдался тихий, взаимовыгодный нейтралитет. Ни те ни другие вовсе не хотели, чтобы из-за случайных конфликтов хозяин кабачка вызвал полицию.
Разумеется, к табунку прибивались девочки. Карл равнодушно скользил взглядом по накрашенным лицам и все никак не мог остановить свой выбор на какой-нибудь одной. Его раздражали однообразие и скучная доступность этих молоденьких вульгарных бездельниц, готовых прибиться к любой компании, в которой много мальчиков, пива, марихуаны. Ему не нравились выщипанные в ниточку брови, ужимки, манера закатывать и прикрывать подведенные кукольные глаза. Одеты они были почти одинаково: короткие узкие юбки из замши или плотного эластика, трикотажные маечки с низкими декольте на спине и на груди, много дешевой тяжелой бижутерии. И пахли они одинаково: приторными дешевыми духами, потом, грубой похотью, и слова говорили одни и те же, а чаще молчали и хихикали.
Посетительницы пивной устраивали его только на одну-две ночи, не более. Но и в университете, среди совсем других девушек, не мог он найти себе постоянную подружку.
Берлинские студентки-интеллектуалки конца семидесятых носили потертые джинсы, кроссовки или мужские ботинки, мешковатые свитера, куртки защитного цвета. Бровей не выщипывали, любили маленькие круглые очки, огромные холщовые сумки-мешки. Волосы мыли каждый день, но почти не расчесывали, часто стриглись совсем коротко, под ежик. И никаких духов, каблуков, декольте, украшений, никакой косметики, ничего обтягивающего, яркого. Говорили эти девушки слишком много и умно, каждым жестом подчеркивали свою бесполость, независимость и совершенное нежелание нравиться. Это тоже раздражало, просто скулы сводило от скуки.
Ему нужна была особенная девушка. Не обязательно красотка, но непременно породистая, с тонкими пальцами и щиколотками, с узкими бедрами, с чистым правильным лицом. Не куколка, глупо хихикающая и хлопающая
