билета и медицинской страховки ничего больше не было, спустилась вниз. Увидев в большом зеркале в вестибюле своё отражение, она ещё раз отметила, что новая стрижка ну никак не сочетается с её гардеробом. Стараясь не обращать внимания на презрительный взгляд, брошенный на неё вычурно одетой крашенной и, судя по всему, очень новой русской блондинки, Соня на почти безупречном французском поприветствовала Этьена и попросила вызвать такси для поездки в Галереи Лафайет.
Такси везло Соню в объезд Елисейских полей, так что их увидеть, пока не удалось. Эйфелеву башню было видно практически отовсюду, стоило только поднять взгляд наверх. Они проехали по какому-то проспекту, проехали мимо шикарного помпезного здания с великолепно украшенным фасадом, у мощных пилястр были установлены четыре фигуры с золочёными крыльями.
– Place de l’Opera, – тыкая пальцем в здание, сказал таксист, то ли мексиканец, то ли ещё кто-то.
«Опера Гарнье» – догадалась Соня, вспоминая, что неоднократно видела это произведение архитектурного искусства, когда рассматривала рекламные брошюры, и еще надеялась уговорить Андрея совершить вояж в Париж.
Проехав ещё чуть-чуть, таксист остановил Соню у нарядного, по-новогоднему украшенного здания, простилавшегося куда-то в конец улицы.
– Galeries Lafayette, – таксист опять ткнул пальцем.
Соня расплатилась. Прижала к себе сумку и пошла в неизведанные капиталистические шопинговые джунгли. Предстояло осилить семь этажей огромного универмага.
Первое что её поразило – это обилие света, стекла, и огромное количество косметических прилавков люксовых марок.
Второе, что её поразило – толпа китайцев, которые как муравьи множеством плотных потоков расползлись по всему первому этажу.
Соня замерла в нерешительности. Куда идти? Что делать? Как разговаривать? Она с ужасом поняла, что «тушь, помада, тени и духи» – по-французски она не произнесёт, а по-английски знает только, как будут звучать первые два слова из четырёх.
«О! Шанель! Туда и пойду! Куплю маме духи! Попробую, во всяком случае…» – обрадовалась Соня, увидев знакомое название.
Она несмело подошла к большой стойке со всевозможными флаконами. И набрав в грудь побольше воздуха, и ещё сильнее прижав к себе сумку, как бы ища у неё поддержки, выдала: – Pardonnez, Could you help me? J’aimerais… – и ткнула пальцем во флакончик с историческими духами старушки Шанель.
Получилось дословно следующее: «Извините» – по-французски, «не могли бы вы мне помочь?» – по-английски, «я бы хотела» – снова по-французски. Дальше словарный запас иссяк, и всё, что она смогла сделать, это ткнуть пальцем в витрину, как ещё недавно мексиканец таксист тыкал в здание Оперы Гарнье. Ах, да, она ещё жалобно посмотрела на продавщицу.
Продавщица – тётка лет сорока, с огромным начёсом непонятного цвета волос, как-то недобро подняла левую, густо прокрашенную коричневым бровь и что-то переспросила
