искренние и простые чувства, товарищество. Несмотря на профессорский статус и идеологическую направленность деятельности, он был прост, даже несколько примитивен – тоже от шестидесятничества, для которого все умозрительные постройки были от лукавого. Андреев в мир литературы и культуры углубился не более чем в спорт, от спортивной физиологии перешел к органическим способам питания и образу жизни. В 1980-е годы он – практикующий экстрасенс (в некотором роде сверхшестидесятник). Как о шестидесятнике, о нем нужно судить не только по достигнутому служебному положению, но и по тем возможностям, которые в нем были заложены и остались подавленными.
В поступках Юрия Андреева бросалась в глаза двойственность: смелые порывы – и следование правилам игры. Он был искренен и когда писал хвалебные строки о книге Е. Эткинда, и когда упрекал автора в идеологической ущербности. У меня нет сомнений в том, что Клуб самодеятельной песни привлекал его свободным духом, но он, как и другие деятели ВЛКСМ, так же искренне делал все, чтобы поставить творчество под цензурный контроль. Отвечать на вопрос, получал ли он удовольствие, укрощая творческую стихию других, которую некогда его принудили укрощать в себе, не имеет смысла, как не имеет смысла вопрос, верил ли Д. Гранин в воспитательный эффект своих рассказов и романов. Но то, что Андрееву, как официалу, нельзя полностью доверять судьбу общественных инициатив, мне было ясно.
13 ноября. Вместе с Адамацким направляемся в музей Достоевского. Директор музея Белла Нуриевна Рыбалко – давнишняя знакомая Андреева. Там в семь вечера начнется учредительное собрание нашего объединения. Там будут проходить многие дальнейшие наши мероприятия.
По дороге Адамацкий рассказывает, что ему приснился сон, будто бы он избран председателем клуба. – «Борис, поддержите мою кандидатуру, когда будут выборы председателя правления!»
Просьба неожиданная. Он знаком с нами – часовщиками, к которым отношу Б. Останина, Ю. Новикова, А. Драгомощенко, С. Коровина, – и это все, с кем из литераторов Адамацкий знаком. Последние десять лет он вел жизнь частного человека. Не было сомнения в том, что в правлении создаваемого клуба часовщики должны занять ведущее место: клуб – наша идея, мы имеем опыт проведения коллективных акций, который в культурном движении был у немногих22. Учреждение литературной Премии Андрея Белого (1978), проведение конференций культурного движения (1979) демонстрировали взятую журналом «Часы» на себя роль. И клуб, я считал, должен взять на себя представительскую функцию если не всего движения, то, по крайней мере, различных неофициальных литературных кругов, что должно отразиться на составе его правления.
Прежде всего в правление должны войти из группы К. Бутырина – С. Стратановского, выпускающей самиздатский журнал «Диалог», и от литераторов, группирующихся вокруг Виктора Кривулина. В первой группе предпочтителен С. Стратановский – тогда уже известный поэт, обязательный
В ноябре в городе появился московский поэт Александр Сопровский, который приехал с идеей «Союза независимых литераторов» и распространял анкету этого предполагаемого союза. Анкету многие заполнили и дали Сопровскому тексты своих произведений. Между тем за его визитом внимательно следило КГБ: когда Сопровский садился в московский поезд, его «повязали», отобрав и анкеты, и тексты. (Самого, впрочем, отпустили.) Случай этот не имеет прямого отношения к клубу, но красноречиво свидетельствует об атмосфере того времени.
