на Моховую… Расходиться не хотелось.
Я влюбился и с грустной уильямсовской улыбкой смотрел на влюбленную в партнера Машу, на ухватившего нить пьесы Сашу, на нас троих, таких счастливых.
На следующий день репетиция сорвалась, а через день Саша пришел на полчаса раньше, такой торжественный, побритый, благоухая одеколоном; с ним была сияющая каким-то огромным будущим Нина:
– Лёша, прости, мы уезжаем в Москву!
– Надолго?
– Насовсем, Сашу приглашают в Театр Гоголя.
– Не уверен, что это лучшая из перспектив. Интересно, – у меня резко зажгло в груди, – а что я скажу Маше?
– Прости, Лёха, сам понимаешь…
Мы говорили в каптерке, куда был отдельный вход, а в аудитории дверь была открыта, и окна в майский двор театралки настежь – высыхал пол, я помыл его перед репетицией. Нина с Сашей ушли. С легким ощущением ножа под лопаткой я присел на табурет. Открылась дверь из аудитории, вошла Маша, сияющая, счастливая, ну как я скажу ей: «Маша, ты абсолютно вольна решать, продолжать ли работу, потому что Саша…»
– В белом пиджаке!
– Что?
– Алексей, он пришел в белом пиджаке, абсолютно как в пьесе Уильямса. Пришел сказать, что уходит, смешно!
– Маша, ты вольна решать…
– Не говорите ерунды, господин режиссер, я вас не брошу.
В жизни редко бывают счастливые минуты, когда небо сходит на землю.
Это была одна из таких минут.
– Хорошая пьеса начинается там, где заканчивается плохая, – так с порога сказал Иван Владимирович, положил передо мной на стол свернутую в рулон пьесу и спросил: – Сколько здесь событий?
Вчера до глубокой ночи я выпивал с моим соседом, лауреатом Госпремии и заслуженным артистом Петром Семаком, в тупой печали отмечая про себя, что спектакль в срок я не сдам. На пороге Петр Михайлович спросил:
– Почему так грустен, Лёша?
– У меня завал с постановкой, есть актриса, нет партнера, а главное – я уже ничего не понимаю в этой чертовой пьесе.
– Петя, позвони Ване Латышеву, – шумя посудой, крикнула из кухни жена Петра Нонна.
– Зачем, Нонночка, звонить Ване?
– Ты что не понял – у Злобина нет артиста, а Ваня звонил вчера, сказал, что на дачу собирается, значит – сейчас ничем не занят. И к тому же, если Лёшка уже ничего не понимает в пьесе, Ваня ему расскажет.
– Лёша, подожди минутку, – Петр Михайлович уже набирал номер.
Оставив дверь открытой, я вышел на лестницу курить, из квартиры доносился баритон лауреата Госпремии:
– Да – студент, нет – Уильямс, да – за месяц, нет – я серьезно, да – к концу мая, при чем здесь дача, огород и майские праздники? Нет – завтра! Лёша, – кричит Петр, – как пьеса называется?
– Не могу представить, что будет завтра!
– Слышал, Ваня? Да, это название, нет – не читал, да – хорошая!
Петр
