один народ не может жить, не сделав сперва оценки: если хочешь сохранить себя, не должно оценивать так, как оценивает сосед. Многое, что у одного народа называется добром, у другого зовётся глумлением и позором. У каждого народа – свой бог, и чем сильнее народ, тем особливее его бог.
Когда же боги становятся общими, когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать, – так умирают и сами боги.
Вот и южные арии.
Да, они согласились на условия наших вождей. Но куда денется тот опыт, который был накоплен этими переселенцами в иных условиях; разве не будут из поколения в поколение передаваться вера предков, устои, правила и практика ведения житейских дел? Разве нет у них своего понятия добра и зла? Получив в странствиях от других народов приумножение знаний и опыта, не подвигнут ли их эти приобретения задать себе вопрос: «Разве мы не выше других?» Вобрав в себя кровь многих, разве не скажут ли они: «Наша кровь – новая кровь земли!»
Уже через пару десятилетий их новое поколение свою нерасположенность нашим законам начнёт прятать за фасадом масок благонравия, но маски те с каждым кругом рождений будут становиться всё тяжелее и тяжелее, и наступит момент, когда носить их на лицах будет уже невмочь; маски опадут сами собой и тут же им понадобится собственный флаг. Затравки кодекса «Моё» дадут бурные ростки, которые за шестую часть единственного годового урожая будут обильно удобрять своею властью новоявленные кшатрии пришельцев, но ощущение ими своего могущества не сможет сравниться с могуществом кшатриев континента трёх урожаев в год. Память зависти не даст им покоя, и они захотят утроить своё личное «моё», понятно, за счёт чужого «моё». Именно тогда и будет поднято знамя нового воинственного и жестокого бога-предводителя: забияка Перун станет на время их главным кумиром.
Первое, к чему стремятся воины в бою, – это захватить стяг врага; первым падёт наш западный храм Ретры; женское начало Матери-земли будет предано забвению, и Море выбросит на берег её слёзы…
Жестокость породит только жестокость, но и у неё есть предел. И вот уже от своих самых оголтелых они начнут избавляться их ссылкой на Остров. Через много столетий потомки переселенцев на тот Остров генами вспомнят этот фрагмент Истории и, по подобию, начнут также поступать и со своими оголтелыми, высылая их за многие моря на иные континенты.
Так мир захлестнёт долгая Эпоха Моли.
О боги! Неужели, чтобы людям познать истину, им так необходимо испытать безмерность страданий?!»
Жрец умолк, окружив тяжёлой тишиной мысли Заратуштры. Но вскоре тот прервал гнёт скорби Мастера своим вопросом:
– Зная последствия пропуска южного народа через наши земли, почему жрецы не воспротивились решению вождей? Ведь повлиять на развитие будущего можно только из прошлого, – того времени, которое было только сейчас, но которое люди по наивности называют настоящим.
– Увиденные мною картины будущего не являются прямым следствием
