поднялись бы их волосы. Они были порождение тогдашнего грубого, свирепого века…»
После этого урока мне давали пирожок и гнали в другую пыточную: аккомпанемент струнным. Там уже сидела жертва-собрат, тоже с бабушкой. Это был худой еврейский внук, с такой же огромной Чайковской папкой и с гигантской виолончелью.
Не может быть, чтобы Бах этого хотел! И Бетховен не хотел! Опять Гоголь, см. выше.
Как она нас пытала, как пытала! Посмешищем грозила – выступлением на День Конституции…
Солнце садилось, брели обратно пыльной улицей. Сзади бабушки небось на нас друг другу жаловались. Впереди мы, невольники в цепях чайковских папок, грызли яблоки.
– А у меня красная проволочка есть.
– А у меня две зеленых, я тебе дам одну.
Много лет прошло, мой сын пошел в музыкальную школу на удивление охотно. Но спустя некоторое время началось….
– Не́ фига! Меня учили и ты давай!
Советский школьный хор
Тот, кто учился в советское время, знает, что такое принудительный школьный хор. Многие только позже стали благодарны такой возможности – петь после уроков, когда хочется валандаться на улице, а другие – родители – были сразу благодарны, что вместо хулиганства и садового воровства дети были заперты, стояли и пели-выли. Это про плохих. А уж кто от сердца пел, от таланта – тут что говорить, слава богу, что пели.
В нашей старой школе в Ташкенте был такой хор.
Особенный хор. Девицы старших классов ломились петь – учителем пения у нас был молодой человек (джентльмен, господин, мужчина – кто как привык). И поэтому песни пели «клевые» – Бабаджаняна твисты, например. Он играл на аккордеоне, был мягок в обращении и, наверно, хорош собой. Этого я по молодости лет (где-то между первым и пятым классом) не могла оценить.
И вообще, сердце мое было занято: сосед – военный доктор. Старый, но стройный, холостой, но со скрипучей матерью в страшном инвалидном ботинке.
Так вот хор. Раз поешь в хоре, надо петь патриотические песни, раз поешь их, то про Ленина тоже, раз про Ленина, то на его деньрождень приходится выступать.
И вот поехали мы в какой-то дворец, построились там на пыльной сцене, наглаженные, в белых кофточках, не успев вспотеть. Кто поет – тот волнуется, кто, как я, бездарный подвывала, терпит.
Встал наш учитель перед нами, руками взмахнул – и полилось: про Ленина, ну что живой сейчас и навсегда. Помните эти песни? Допели, и вдруг – на сцену сбоку выходит Сам, Ленин то есть, натуральный такой, в жилетке, как надо, но мне сверху видно, что у него лысина приклеена. Кепку не помню, удержусь, не совру. И говорит ленинским своим голосом: спасибо, ребята, вы так чудесно пели! Учитель наш обомлел, а Ильич ему руку тянет пожать. Очень польщен, значит. Тут мы встрепенулись и еще спели, патриотическое, а Ленин стоял на сцене и слушал. Ну вы знаете, как Ленин слушать умел, в школе проходили.
А потом я дома рассказывала:
