Кирилл отставил в сторону кружку и опять взял гитару. И запел.
Черт. Вот же зараза этот Кирилл.
Я простил ему и прямой нос, и гладкий лоб. И все зазнайство его, что он знает, какой он неотразимый. Потому что он пел так хорошо, чисто; но это ладно, петь можно и от природы. Он играл невероятно круто. Я этого никак не мог ожидать. Какие там три аккорда! Я все смотрел на его левую руку, как он переставлял аккорды – ловко, естественно, еще подыгрывал какие-то голоса. И пел спокойно, негромко незнакомую песню на английском языке. Хороший у него английский, мягкий. И играет… Как будто это ничего не стоит, так играть. Но я-то знаю… Я знаю, что это не просто так, это работа, так научиться. Вот же, как хорошо. Зараза какая этот Кирилл, лицо противное все-таки. Гитарист, тоже мне. Ладно. Черт с ним. Дальше только играл бы…
Я не знал этих песен. Совсем. Только одну, «Yesterday», конечно, слышал, но слов не знал все равно. А многие знали и подпевали. А Пал Палыч сказал:
– Надо же, не думал, что ваше поколение поет Битлов!
– А что, вы думаете – наше поколение хуже вашего? – спросил Кирилл.
– Нет, не хуже, – ответил Пал Палыч, – точно нет. Я, честно говоря, думал, вы тут трупами свалитесь, а вы! Знал бы – посложнее выбрал маршрут. И ты вот Битлов знаешь тоже, я-то думал, у вас совсем другая музыка…
– У нас разная, – ответил Кирилл. – Вот еще такая есть, это мой друг написал.
И он стал тихо перебирать струны, а потом запел, уже на другом языке, совсем непонятно. И пел негромко, красиво. Естественно так, будто это его родной язык. Способный, значит.
– Хороший у тебя друг, – сказал Пал Палыч, – а почему на французском?
– Потому что он француз, – засмеялся Кирилл.
– А про что это? – спросила Ольшанская.
– Про что могут петь французы, как ты думаешь? – опять засмеялся Кирилл.
Мне почему-то показалось, что эта песня ему особенно дорога. И теперь он не хочет этого показать, смеется, чтобы никто не понял. А Сашка сказала:
– Давай еще!
И Кирилл дал еще, и были песни и на русском, но я все равно их не знал. А многие знали и подпевали всё смелее. Мне казалось – зря. Лучше бы он один пел. Хотя Сашка – кто бы мог подумать – Сашка, она еще и поет! И хорошо, тоже очень чисто. Больше всего мне понравилось про Дубровского. «Не плачь, Маша, я здесь, не плачь, солнце взойдет…»
А потом еще – «Под небом голубым есть город золотой»… Это они пели только вдвоем, Кирилл с Сашкой. Какой голос у нее! Как вот… травой пахнет. Эх, мне бы научиться так на гитаре!
А потом Кирилл вдруг потерял один аккорд, и несколько раз пытался попасть, и все не подходило.
– Субдоминанту попробуй, – сказал я.
– Чего?
– Ну, си-бемоль, – объяснил я. Не зря же сольфеджио у нас. – Минорный. У тебя фа минор же.
– О, круто, подходит! А ты играешь, что ли, тоже?
– Не, – помотал я головой, – я только на пианино…
– А, – оживился
