так подумал-подумал, ну что такое те двести долларов, все равно – на всю жизнь не хватит. Я еще лет восемь назад столько на чай в кабаках за раз кидал. А тут – какой-никакой друг, хоть и четвероногий. Выходили мы с доктором собачку. Может, и сейчас еще бегает. А если уже нет – так хоть она за меня перед Петром проголосует, если доберусь я, конечно, еще туда. Потому что, потом у меня такая жизнь началась, что голосовать за меня там вряд ли кому захочется.
После того случая, с собачкой, как-то все утрясаться у меня началось. Нашел меня один друган, я ж говорю, те университеты, они, ох, какие полезные. Он вроде уже при деле был. Фирма у него небольшая, паркетом занимался. Вдвоем, с моим-то опытом, у нас все вообще хорошо раскрутилось. Ну не так, чтобы дворцы строить, но на водочку непаленую под селедочку хватало. Однокомнатной квартиркой тоже, лет через пять разжился. Только как оно все слегка устаканилось, потянуло меня куда-то не туда.
В те времена к нам уже травка всякая потекла, таблеточки, диски, колесики, то есть. Как же не испробовать было, чтобы от времени не отстать. Ничего так, пошло по-маленьку, веселей на мир смотрится.
Тут вот еще, какая проблема подоспела. Стал я за собой замечать, мужик-то из меня уже не тот стал. Кризис, среднего возраста, так сказать, от мытарств, наверное, за жизнь принятых. Мой друган, тот, с кем мы паркетом, еще раньше от такой напасти страдать принялся, жизнь у него до этого тоже, так сказать, изменчивая, была. Испугался я по началу – жуть. Молодой же мужик пока, и внешне, вроде, справный. Бабешки привечают еще, сами, можно сказать, за шею цепляются. А я – нет, не могу – хоть плачь! И виагра там со всеми прочими разворотами – только так, хоть обожрись.
Ехали мы как-то с моим подельщиком по Каширке, на дом его новый смотреть, он тогда его только заканчивал строить, глядь, девки на трассе стоят, шалавы малолетние, лет по тринадцать. Кореш мне: ну что, возьмем, бока погреть, а то в доме холодно? Я говорю, ты чо, они ж мелкие совсем, дети почитай. А он смеется: мелкие говоришь, да у них мужичья было, мы с тобой вдвоем столько баб за всю жизнь не отымели, они ж здесь, на трассе, почитай, и родились. Смотри, сейчас двадцать баксов покажу – очередь выстроится, а то можно и всех, оптом снять, они только рады будут, на молочишко-то заработать.
Всех мы тогда, конечно, не стали брать, но парочку прихватили. И что-то такое со мной сделалось – сам не знаю. Я в ту ночь опять мужиком стал, молодым, уверенным, как заново родился. А кореш мой только похахатывает. Что, говорит, нашел себе лекарство? Я тебе давно рецепт выписать хотел, стеснялся только. В общем, с тех пор, стали мы на трассы частенько заглядывать. Всякое, конечно случалось. Клофелинчиком не раз угощали, обносили опять-же. Но мы особо не в обиде и были. Нормалек, главное, ничего ценного дома на виду не держать, а так ничего, еще заработаем, где наша не пропадала. Только потом стал я за собой замечать, что тринадцать – это как-то много для меня уже смотреться стало. Начали мы уже одиннадцатилетних искать, иногда даже девятилетние
