эти страшные мысли.
Максимка с любимой бабушкой в Усть-Нарве
Брата жены Володю я мало знал, и если откровенно, то он мне был неинтересен. Младше меня лет на пять-шесть, он казался мне ещё совсем юным. Впечатление усиливала его доверчивая, почти детская манера делиться со мной своими любовными приключениями (он имел успех у девиц). Ветреный, лёгкий в общении, добрый, но необязательный, он казался мне недалёким и беспечным. Этакий маменькин сынок. Я помню его студентом, в кругу таких же, как он, весёлых и беспечных юношей, вечно стремившимся улизнуть из дома, стряхнуть с себя мамино влияние, которое проявлялось в желании контролировать все его действия и поступки, но понимающим, что без «предков» он, как без рук. Он любил свою сестру любовью младшего брата, всегда готов был прийти ей (да и мне) на помощь, но что он мог! В моей памяти он таким и остался, весёлым и добрым, с очаровательной улыбкой на красивом, южнорусском лице, и бурной жестикуляцией южного человека (их бабка была чеченкой), и мне было страшно жаль и обидно, что так нелепо и быстро оборвалась его короткая жизнь. Главное, в нем не было злости и зависти, которыми страдали все мои однокашники. Университет он так и не закончил, и не мудрено: он учился на матмехе – самом трудном факультете. Потом его устроили лаборантом, а потом, вдруг, этот страшный диагноз: рак носоглотки. Новость о том, что у него рак, он, как мне кажется, воспринял спокойно, и скорее, мужественно. Наверно, просто не понял, поначалу, что обречён. А потом, когда его затянула болезнь, с её больничной жизнью, «химией» и т.п., он просто принял все это, как должное. Родители делали все, что могли, а ему становилось все хуже. Он сильно изменился. Помню, как я был поражён, увидев его с обгорелой шеей и потухшим взглядом миндалевидных глаз. В последний раз, когда я навестил его в больнице (откуда он уже сам не вышел), я был потрясён его видом: голова его распухла и была похожа на шар. Он уже плохо соображал, ему что-то мерещилось – видимо метастазы проникли в мозг. «Вон, посмотри, посмотри», шептал он мне хриплым голосом, показывая на окно. «Видишь, там парень стоит, мне рукой машет? Это мой кореш, он рядом лежал. А теперь уже на свободе гуляет…». Не знаю, почему, но я не пошёл на его похороны. Теперь, вот, жалею…
И ЦЗИН: If you think that everything is now going to be easy – think again! You will have to strife (если думаешь, что все будет легко, то ошибаешься. Придётся бороться).
…Сегодня С. мне как-то странно приснилась. Проснулся в четыре утра и больше не смог заснуть. Помню очень мало, но главное – ее внешний вид. На ней было чёрное платье, собранное на груди мелкими складками и ниспадающее к ногам широкими фалдами на манер греческих туник. Было понятно, что это покрой, предназначенный для беременных женщин, но почему чёрное? Она, вдруг, возникла передо мной в каком-то ореоле: лицо пунцовое, щеки горят, глаза загадочно полузакрыты, ресницы белёсые от падающих на них лучей солнца. Взглянула на меня, загадочно улыбнулась и исчезла, так ничего и не сказав…
