обморок. Я взяла его с боков двумя руками, осторожно, чтобы не помять крылья, а лапки оставила свободными. С лапок и с хвоста капала грязь.
Канава в этом месте была неглубокая, чуть выше колена, но мои штаны все равно намокли. Берег у канавы был крутой и, когда я вылезала наверх, мне приходилось упираться в него лбом и локтями, потому что обе руки у меня были заняты.
На дорогу я выползла на четвереньках и была, наверное, еще грязнее птенца, потому что Ванька засмеялся и сказал:
– Ну и влетит же тебе дома!
Я повернулась к Ваньке спиной и оглядела птенца со всех сторон. Он двигал обеими лапами и вытягивал шею. На вид он был вполне целый и здоровый. Ванька обошел меня сбоку и протянул руку, чтобы потрогать птенца за клюв.
– Не тронь, Ванька, холерой заболеешь! – сказала я и пошла домой.
Когда мама меня увидела, она всплеснула руками и сказала, глядя куда-то вдаль:
– Не понимаю, как один ребенок всего за два часа может собрать на себя столько грязи!
А бабушка сказала:
– По-моему, их уже двое.
– Кого двое? – удивилась мама и посмотрела уже прямо на меня. И на птенца. А потом спросила железным голосом. – Что это ты опять притащила?! Орнитоз хочешь схватить, да?!
– Это не что, а кто, – объяснила я. – Он выпал из гнезда. Он поживет у нас, конечно, совсем недолго – пока не вырастет.
– Господи! Да когда же ты сама, наконец, вырастешь! – закричала мама, глядя куда-то на соседний участок.
Когда она меня так воспитывает я всегда вспоминаю, как зимой была во взрослом театре, и там артисты точно также кричали, и смотрели куда-то в конец зала.
– Но я к этому… этому… даже не подойду, – сказала мама, и я поняла, что она разрешает оставить птенца. – Хватит с меня прошлого раза. Я тогда чуть… чуть с ума не сошла! – мама потерла руками виски и ушла на веранду.
В прошлый раз я принесла из лесу ужонка. Он жил у меня в щели под кроватью и по утрам пил молоко из блюдечка. И при этом быстро-быстро высовывал раздвоенный язычок. А потом приехал какой-то мамин знакомый и сказал, что это вовсе не ужонок, а маленькая гадюка. Мама тогда так кричала, что я боялась оглохнуть на всю оставшуюся жизнь. Гадюку Машку я отнесла на луг, а потом меня три дня не выпускали с участка, хотя я так и не поняла, за что. В самом деле, откуда я могла знать, что Машка ядовитая, если она меня ни разу не укусила?
Мы с бабушкой и с дядей Володей устроили птенцу гнездо в большой плетеной корзине, которая накрывалась плетеной крышкой. Бабушка сказала, то там ему будет спокойно и воздуху достаточно. Потом мы протерли его мокрой тряпочкой и оказалось, что он совсем не серый, а черный с белым. Грудка, бока и живот белые, а все остальное – черное. Бабушка сказала, что птенец, наверное, голодный, и его нужно накормить. А дядя Володя объяснил, что это птенец сороки и кормить его нужно червяками. И ушел на работу. А бабушка ушла стирать.
Я перевернула все камни вокруг клумбы и наловила пол майонезной банки разноцветных червяков. Потом высыпала их на блюдечко и поднесла
