небольшой семейный совет. Ермолай выслушал мнения всех сыновей, грозно зыркнул глазами в сторону снох, но они предпочли отмолчаться, а потом постановил, как отрезал:
– Разное болтают про эту вашу Сибирь. Мало ли что. Говорят, в Москве кур доят, а мы пошли даже титек не нашли. Давайте-кось сделаем так: попытать надо, чтоб на рожон не лезть. Ты, Змитрок, – посмотрел он на старшого сына, – дело сказал. Неча всю семью с места рвать, пока не вызнаем, что и как. Тебе, значит, и идти в ходоки. Посему бери в заводе расчет и отправляйся в дорогу. Ты старшой, тебе и прокладывать первую борозду. Собирайся…
Неделю сушили бабы сухари, латали одежду, Ермолай занял грошей и разузнал у односельчан, в каких местах за Уралом можно найти своих, морозовских. А без земляка, известное дело, на новом месте укорениться тяжко.
И Змитрок уехал.
Проводив брата, Павел и сам помаленьку стал собираться в дальний путь, запасался добрым инструментом и инвентарем, а главное – готовил себя душевно к нелегкому переезду.
Потекли долгие дни ожидания, Ермолай, как и прежде, вел хозяйство, не показывая и виду, что обдумывает возможный отъезд.
Сняли урожай – благо погоды к тому благоволили, намололи муки, оставили семена на будущий сев. Ехать в чужбину без своего запаса – пропащее дело. Сыны тем часом ловили в озере рыбешку, а как похолодало, добывали куропаток, зимой строгали топорища, вытесывали черенки, ремонтировали телеги, латали сбрую. Ермолай подшивал валенки, вечерами молодухи Арина и Полина затягивали песню, в которой переплетались русские, малоросские и белорусские напевы. Мужские басы подпевали им, но каждый знал, что лучший мастер петь, Змитрок, в отъезде, и все как бы надеялись этим пением приблизить день свидания с близким человеком.
На Рождество установился мороз. Снег сверкал на солнце и весело похрустывал под валенками. Полина отправилась было по воду, но у ворот заприметила идущего по улице странника. Заросший густой бородой, в грязной, пообносившейся одежонке, с котомкой за плечами он был похож на тех бродяг, что время от времени забредали в Морозовку, но вдруг в походке идущего ей почудилось нечто знакомое, она перекрестилась и в волнении прислонилась к городьбе, но через мгновение кинулась навстречу мужу. Пока они обнимались и целовались, из избы вывалило почти все семейство. Афанас и Митрофан в один голос закричали:
– Братка приехал! Вернулся Змитрок! – Павел, крепко поручкавшись с брательником, сдернул с его плеча мешок и все, веничком обметая ноги от снега, вошли в дом.
Ермолай с важным видом сидел за столом, когда Змитрок показался на пороге, он привстал и сделал шаг навстречу.
– Ну здравствуй, Димитрий! – непривычным, как в метрике, именем назвал он сына и, хотя улыбки не было на лице старика, всем было ясно: Ермолай доволен.
Снохи носились по избе, собирали на стол, кудахтали, хохотали. Вскоре на столе была расстелена свежая полотняная скатерка и на
