лесной массив навсегда поглотит небольшую кучку людей вместе с их снаряжением. И хотя Афанас не подавал виду, на душе у него кошки скребли. Под каждым кустом мерещились ему хищные звери. Жутковато было.
Митрофан, восседавший на одном возу со Змитроком, Полиной и маленьким Шуриком, гордо держал в руках вожжи, уверенно правил лошадью и душа его пела. Хотелось закричать во все горло, но только сознание того, что он уже не маленький, мешало такому искреннему проявлению чувств. В дороге все было ему по душе, открывающиеся горизонты, равнины, поля, дремучие чащи – все вызывало в молодой душе желание изведать, испытать, узнать.
На подъезде к Новотроицку увидели землянку, в ней обосновался уже выходец из черноземья. Он жил отдельным хутором, хотя не казался человеком нелюдимым. «Вот ведь до чего доводит людей нехватка земли – каждый старается обособиться на просторе!» – подумалось Павлу. Разговорившись с переселенцем, выяснил, сколько народу проследовало мимо его становища. И конные, и пешие текли потоком. С прошлого лета начали валить лес неподалеку, корчевать пни, разрабатывать угодья под пахоту. Более двадцати семей остановились в этой местности, так что землянка переселенца уже в ближайшем будущем могла оказаться на краю новой деревушки. Словоохотливый малый указал, как лучше проехать к Алексеевке.
Деревня Алексеевка представляла собой ряд землянок, среди которых кое-где попадались бревенчатые избы тех, кто был особо скор на плотницкую работу. Обоз остановился у дома старосты.
Гаврила Чесноков, высокий, плотно сбитый мужик, три года назад прибыл сюда из Морозовки. Одним из первых решился он перебраться в Сибирь, работы не боялся, был мастером на все руки. Два года расчищал отведенную ему землю и распахивал пашню, а на третий год подвел под высокий конек крепкий, рубленный в лапу дом. Старания его были замечены начальством в Чебулах: Гаврилу назначили деревенским старостой.
Гаврила от души обрадовался приезду своих морозовских земляков. Он наскоро переговорил с сопровождающим чиновником, мельком взглянул на бумаги – он и так знал каждого из рода Кириенко, не считая самых малых, – и повел их на край деревни, где землемеры заранее отметили землю новым ходокам. Показав Змитроку и Павлу их делянки, Гаврила напутственно провозгласил:
– Ну вот, с Богом! Чтоб вам на новой землице работалось и жилось не хуже, чем на батьковщине… – на глаза навернулись непрошенные слезы, воспоминания подступили к горлу и давили. – С почином вас, братки, ежели что – завсегда приходите запросто, по-свойски…
Гаврила протянул братанам свою заскорузлую, огрубевшую на здешних морозах пятерню, а Павел, подмигнув, ответил:
– Ты это, вечерком подваливай, вспомним про нашенских…
Гаврила кивнул и, не торопясь, твердой хозяйской походкой отправился к себе по улице деревни, которая пока лишь приблизительно угадывалась в неровных рядах землянок и хат.
Под
