равнодушный зритель мог спокойно наблюдать физиономию великого человека в продолжение последней части этой беседы, он не мот бы надивиться, каким образом пожирающий огонь негодования не расплавил стекол его очков: так могуч и величественно свиреп был теперь гнев президента Пикквикского клуба! Кулаки его невольно сжались, щеки побагровели и ноздри вздулись, когда он услышал свое собственное имя, саркастически произнесенное презренным негодяем. Однакож он укротил свои бурные порывы, и невероятное чудо! нашел в себе твердость духа – неподвижно стоять на одном месте.
М‑р Пикквик был философ, это правда; но ведь и философы – те же смертные люди, облеченные только бронею высшей мудрости и силы. Стрела, роковая стрела пронзила насквозь философскую броню и просверлила самое сердце великого мужа. Раздираемый самою отчаянною яростью, он схватил чернильницу, бросил ее со всего размаха и неистово побежал вперед. Но м‑р Джингль исчез в эту минуту, и великий человек, сам не зная как, очутился в объятиях Самуэля.
– Куда вы бежите, сэр? – сказал эксцентрический слуга. – Мебель, я полагаю, дешева в ваших местах, a у нас покупаются чернильницы на чистые денежки, м‑р… не имею чести знать вашего имени, государь мой. Погодите малую толику: какая польза вам гнаться за человеком, который, провал его возьми, мастерски составил свое счастье? Он теперь на другом конце квартала, и уж, разумеется, его не видать вам, как своих ушей.
М‑р Пикквик, как и все люди, способен был внимать голосу убеждения, кому бы он ни принадлежал. Мыслитель быстрый и могучий, он вдруг взвесил все обстоятельства этого дела и мигом сообразил, что благородный гнев его будет на этот раз совершенно бессилен и бесплоден. Он угомонился в одно мгновение ока, испустил три глубоких вздоха, вынул из кармана носовой платок и благосклонно взглянул на своих друзей.
Говорить ли нам о плачевном положении мисс Уардль, оставленной таким образом своим неверным другом? М‑р Пикквик мастерски изобразил эту раздирательную сцену, и его записки, обрызганные в этом месте горькими слезами сострадания, лежат пред нами: одно слово, и типографские станки передадут их всему свету. Но нет, нет! Покоряясь голосу холодного рассудка, мы отнюдь не намерены сокрушать грудь благосклонного читателя изображением тяжких страданий женского сердца.
Медленно и грустно два почтенных друга и страждущая леди возвращались на другой день в город Моггльтон. Печально и тускло мрачные тени летней ночи ложились на окрестные поля, когда путешественники прибыли, наконец, в Дингли-Делль и остановились перед входом в Менор-Фарм.
Глава XI
Неожиданное путешествие и ученое открытие в недрах земли. – Пасторский манускрипт.
Спокойная ночь, проведенная в глубокой тишине на хуторе Дингли-Делль, и пятьдесят минут утренней прогулки на свежем воздухе, растворенном благоуханиями цветов, восстановили совершеннейшим образом физические и нравственные силы президента Пикквикского клуба. Целых два дня великий человек пребывал в томительной разлуке со своими
