разве нет? Прибудет этот посланник на закате, мы его устроим, как следует, но перед этим гостя надобно угостить и разговорами развлечь. А кому, как не тебе, этим заняться следует? Вот меня Михайло и послал за тобой.
– Ох уж мне этот Михайло, – Марсель недовольно нахмурился: ему совершенно не улыбалась перспектива развлекать какого-то залетного иноземца, каким бы важным и состоятельным он ни был. – А этот твой грек – он хоть по-нашему понимает? А то я сам, знаешь, в греческом не особо силен.
– Да пес его знает, – пожал плечами мужик. – Может, понимает. А может, и нет.
– Ладно уж. Пойдем к старосте. Может быть, он знает больше твоего.
Вышагивая рядом с Мефодием, Марсель думал о том, что пора бы уже вымостить камнем отдельную дорогу от его дома к избе Михайло – настолько часто им приходилось пересекаться по внутренним делам селища. Знакомые, которых он встречал по пути, приветливо махали ему руками. Что ни говори, а его здесь если и не особо уважали, то уж точно любили. Историк довольно быстро привык к такому положению вещей, хотя оно в какой-то мере было для него новым. В прежней жизни его уважали за профессиональные навыки и статус, но любили ли? Вряд ли.
– Здравствуй, Баламошка!
– Как дела, Баламошка?
– Давно не заглядывал к нам, Баламошка!
Марсель кивал всем направо и налево, улыбаясь совершенно искренне. Неожиданно для самого себя он нашел себя именно здесь. Если отбросить в сторону всякие мелочи типа порядком доставшего ему прозвища, отсутствия водопровода и прочей ерунды, то он мог сказать с уверенностью, что был счастлив.
Подойдя к воротам центрального здания, он увидел Курьяна, который уже поджидал его, всем своим видом демонстрирую недовольство.
– Что? – вместо приветствия спросил Марсель, считавший здоровяка своим другом и поэтому предпочитавший не допускать недомолвок между ними.
– Вы посмотрите на него, люди добрые! – мужик обратился к воображаемой аудитории и, прищурившись, смерил собеседника сердитым взглядом. – Еще спрашиваешь?
– Не понимаю, о чем ты.
– А с урумом кто собрался без меня задружиться? Не стыдно? Я-то, дурак, всюду его за собой таскаю. Если что любопытное происходит – сразу за ним бегу. А он? Тьфу, одним словом.
– Во-первых, не с урумом, а с греком, – начал историк, но Курьян его перебил:
– А по мне хоть мавром его назови, а все равно обидно.
– Во-вторых, – Марсель не обратил на это замечание никакого внимания, – я сам только что узнал о нем вот от него.
Мефодий, на которого теперь смотрели две пары глаз, растерянно развел руками:
– Чего? Меня Михайло послал, велел Баламошку привести. О тебе, Курьян, ничего сказано не было.
– Ах, вот оно что, – лицо мужика вытянулось, и он с извиняющимся видом взглянул на друга. – Ну, не сердись, брат. Поторопился.
– Ладно, –
