грохочущим скрежетом донеслось с другой стороны. – Обычное дело при сильных контузиях.
Точно! Амнезия. Удачно. Можно дальше дурачком прикидываться.
– Что ты видишь?
– Ничего я не вижу. Пятна какие-то. И грохочете вы.
– Все симптомы налицо. Вот ещё что проверим. Чувствуешь? Что чувствуешь?
– Бьёте по ноге и колете. Хорош! И так всё болит! Обезболивающего дали лучше бы.
Но просьба моя была проигнорирована.
– Чувствительность нижних конечностей сохранилась, что говорит об обратимости повреждений спинного мозга. Надеюсь зрение и слух также восстановятся.
– Что со мной случилось?
– Контузило тебя при бомбёжке станции. Взрывом отшвырнуло. Ещё и об штабель шпал приложило. Живой – и то чудо.
– Бомбёжке? Какая бомбёжка?
– А ты и это не помнишь? Война, батенька. Немец уже и до нас долетает.
– Ё-о-о! Гля! Твою дивизию! Что за х…ню ты несёшь? Война чёрте-когда кончилась!
– Не кончилась. – вздох. – И когда она теперь кончится?
– А какое число сегодня?
– Пятое июля. Сорок первого года.
– Ё-ё-о!..
– Что?
– Сознание потерял.
– Но уже прогресс. Поздравляю вас, коллега. Такого тяжёлого пациента вернули в наш грешный мир. Если выздоровление пойдёт нормально, ещё и в строй вернётся. Подобный опыт в ближайшее время нам может понадобиться.
– Точно понадобится. Фронт катится на восток. Надо готовиться к потокам раненых.
– Тут я полностью согласен с вами. А с этим что?
– Я думаю, можно завершать курс интенсивной терапии и переводить его в хирургию. А там – все в руках…
– Гхе-гхе.
– Да, да. В его руках. Организм ещё молодой, здоровый, поправится. Амнезия меня беспокоит. Не получим ли мы двуногое растение?
– Увидим. Голова – штука тёмная. Что там в ней происходит? Может, чайку?
– Можно. И покрепче можно. Отметить, так сказать.
– Людочка, составите компанию? Тут у нас замечательный коньячок имеется. Знакомые на югах отдыхали, привезли. Вы знаете, Людочка, коньячок в гомеопатических дозах весьма благоприятно воздействует на организм.
– А вы сможете, Натан Ааронович, в гоме… гоми… В общем, остановиться?
– Да что там, красавица вы наша, останавливаться? Полтора литра всего! Разогнаться не успеешь!
Телячья отбивная. Что делать?
Вот так вот. Сорок первый. Известие меня убило напрочь. До моего рождения ещё больше сорока лет. Твою-то в атом! Это как же так-то? А любимая моя? А сын? Блин, до его рождения-то вообще больше шестидесяти лет. Увижу ли я их? Как? Своим ходом? Доживу?
Сначала я решил, что это розыгрыш такой. Ну как по телеку. Напугают, потом выбегают: «Мы вас разыграли! Там стояли скрытые камеры!» Но нет. Мне было слишком хреновато, чтобы надо мной подобные опыты ставить. У меня ведь, в самом деле, рука сломана, всё тело изорвано (врачи так сказали), да я и сам чувствую себя изжеванным
