время они молча ели. Рябь бежала по желтой реке. В камышах булькало.
Он пододвинул к ней вино.
– Я больше не хочу, – сказала Маша.
Она словно боялась смотреть в его сторону. Толик дотронулся до ее руки.
– Это все – веники, – улыбнулся он.
– Я правда не хочу. Мне и так в голову ударило. Господи, как здесь хорошо! – вздохнула она. – Наелась, надышалась… Разморило меня.
– Ну и спи.
Она с сомнением глянула на песок:
– Может, правда?
Через минуту Маша уже спала, завернувшись в куртку.
Проснувшись, Маша увидела, что он сидит все в той же лягушачьей позе, задрав к небу острые колени и уставясь на реку. От воды шел горький удушливый запах.
– Чем это пахнет?
– Буксир надымил. Он тебя и разбудил.
– Который час? Домой, наверное, пора?
– Не знаю. Часов пять.
Она села и сладко зевнула.
– Как провалилась! – сказала она, встряхиваясь. – О чем это ты тут думаешь?
Смутная улыбка проскользнула в его глазах.
– Ну, скажи, – попросила Маша.
– Ночью сон приснился. Вроде мы в поезде… С отцом, – запинаясь, отрывисто заговорил он. – Он идет, я за ним. А в вагоне – никого. Идем дальше – там опять никого. Я еще думаю: куда это все попрятались? Поезд-то идет… чувствую – кто-то за нами. Я быстрей, и они быстрей. Отец впереди. Я бегом и никак не догоню. А они уже – вот. Я его за руку хвать, он обернулся – а это совсем и не он. Я как заору: батя!
Он стеснительно улыбнулся.
– Страшно… – сказала Маша. – И чем кончилось?
– А ничем. Проснулся.
Маша зябко передернула плечом:
– А у тебя отец красивый?
– Ты что! – Он засмеялся. – Шоферюга он.
Он помолчал, сдвинув брови, подумал.
– Так-то он мужик как мужик. Когда не пьяный. Раньше он в дальние рейсы ходил, всегда привезет чего-нибудь, то яблок, то еще чего. Один раз целого кабана привез…
Камыши стояли как вкопанные. Где-то у пристани скрипнула причальная цепь, жалобный металлический всхлип растворился в хрупкой тишине, повисшей над берегом.
Маша вдруг помрачнела. Он смотрел на нее с недоумением. Он видел, что она чувствует его взгляд, но не хочет отвечать.
Лицо его заострилось. Тревога выросла в глазах. Он нагнулся, они поцеловались.
Маша обняла его.
– Я думала, ты совсем не такой, – тихо сказала она.
Его бил озноб.
– Что с тобой?
– Н-не знаю…
– Успокойся, дурачок… – Она провела ладонью по его волосам. – Ты так меня любишь?
Он пытался что-то сказать, но не смог унять дрожь. У него стучали зубы. Она чувствовала, как все его тело мелко сотрясается в ознобе.
– Ну, успокойся, не дрожи так. Как от тебя пахнет хорошо…
Он вдруг лег на песок, спрятав голову в руки.
– Ты с ума сошел! Плачешь? –
