еда на столе. – Манвах закатила глаза и вздохнула. – Лучше сделай, как он велит.
– Если теперь я шарум, то и делать могу, что хочу. Кто он такой, чтобы запрещать мне плести пальмовые листья, если это меня успокаивает? – Соли говорил, а руки его двигались все проворнее, пальцы мелькали, сплетая листья.
Он был близок к завершению и собирался закончить дело. Соли умел плести почти так же быстро, как Манвах.
– Он твой отец, – возразила Манвах, – и если ты ему не подчинишься, пожалеем мы все.
Она сладким голосом обратилась к Касааду:
– Муж мой, вам с Соли нужно оставаться лишь до поры, когда дама возгласит сумерки.
Касаад с кислой миной опрокинул очередную чашечку.
– Чем я настолько оскорбил Эверама, что я, великий Касаад асу Касаад ам’Дамадж ам’Каджи, отправивший в бездну несметное число алагай, унижен до охраны кучи корзин? – Он с отвращением обвел рукой штабеля. – Я должен собираться на алагай’шарак во славу ночи!
– То есть пьянствовать с другими шарумами, – пробормотал Инэвере Соли. – Отряды, собравшиеся первыми, отправляются в центр Лабиринта, где бой свиреп. Тот, кто дольше всех тянет, кто сильнее хмелеет от кузи, у того меньше шансов встретиться с алагай.
Кузи. Инэвера ненавидела это зелье из сброженного зерна, приправленного корицей. Его продавали в крохотных глиняных бутылочках, а пили из чашечек еще меньших. Инэвере хватало запаха опустевшей бутылочки, чтобы защипало в носу и закружилась голова. И в нем не было ни намека на корицу. Говорили, что вкус проявляется лишь после трех доз, но как это можно проверить после трех чашек кузи? Известно, что оно вызывает склонность раздувать из мухи слона, а заодно и бред величия.
– Соли! – окрысился Касаад. – Оставь работу женщинам и ступай пить со мной! Отметим смерть четырех алагай, которых ты уложил прошлой ночью!
– Можно подумать, я в одиночку сделал дело всего отряда, – буркнул Соли.
Его пальцы задвигались еще быстрее.
– Отец, я не пью кузи! – крикнул он. – Эведжах запрещает.
Касаад грубо хохотнул и прикончил новую чашку.
– Манвах! Сготовь тогда своему сыну-шарику чайку! – Он снова наклонил бутылочку над чашкой, однако на сей раз вылилось лишь несколько капель. – И принеси мне еще кузи!
– Ниспошли мне терпение, Эверам, – пробормотала Манвах и крикнула: – Это была последняя бутылка, муж мой!
– Так поди купи еще! – огрызнулся Касаад.
Инэвера услышала, как заскрипела зубами мать.
– Муж мой, половина палаток на рынке уже закрыта, а мы должны доплести корзины до прихода Кашива!
Касаад с отвращением отмахнулся:
– Какая беда, если никчемный пуш’тинг подождет?
Соли резко втянул воздух, и Инэвера увидела на его кисти кровавый росчерк – порез, оставленный острым краем пальмового листа. Брат стиснул зубы и продолжил плести.
– Прости меня, почтенный
