не важно.
Арлен отмахнулся от вопросов в обычной несносной манере, утаивая от нее сведения лишь потому, что считал объяснения чересчур утомительными. Как будто она не готова слушать его всю ночь. Как будто на свете возможен звук лучше его голоса.
– Представь себе дождевую бочку после ливня. Она полна воды, даже когда небо расчистится, а земля высохнет. Я не могу пользоваться магией на солнце, но чувствую ее внутри себя – она залечивает раны, делая меня неутомимым и сильным. А по ночам я словно вынимаю пробку, и это лишь малая часть возможного. Я еще только скребусь в двери.
Ренна помолчала, раздумывая. Что бы ни говорил Арлен, невозможно считать подземников чем-то иным, нежели злым обезображиванием природы, оскорблением Создателя. Ей часто случалось измазаться в мерзком ихоре, который они называли кровью, но мысль о том, чтобы взять его в рот, казалась чудовищной.
Но мощь…
– Я знаю, о чем ты думаешь, Рен, – сказал Арлен, выдергивая ее из грез. – Не пробуй.
– Почему? Тебе это вроде не повредило.
– Ты не представляешь, как это было, Рен. Я обезумел. Живота своего не щадил. Жил как животное.
Ренна покачала головой:
– Один посреди запустения, и не с кем поговорить, кроме Плясуна и подземников. Знакомое дело. Тут каждого одолеют черные мысли о мясе демонов.
Арлен посмотрел на нее и кивнул:
– Честное слово. Но поедать демонов не то же самое, что расписывать кожу воронцом. Последствия не улетучатся через несколько недель, а ты к этому не готова.
– Кто ты такой, чтобы судить, к чему я готова? – ощерилась Ренна.
– Рен, я не командую, а умоляю. – Арлен опустился перед ней на колени. – Не ешь мяса, а если кто спросит, скажи, что это отрава.
Ренна долго рассматривала его, не зная, как поступить – обнять или врезать. Наконец она вздохнула, выпуская пар:
– Я подумаю. И никому не скажу. Честное слово.
Арлен кивнул и встал:
– Тогда идем охотиться. Мне нужна уйма магии, когда я лечу Плясуна.
Когда они вернулись в конюшню, Сумеречный Плясун на свой лад стенал от боли, вывалив язык. Он не прикоснулся к еде, а воду выпил только ту, которую ему залили в глотку. И он тяжело дышал.
Демон-оборотень одним ударом сломал огромному скакуну ребра, и только Создатель знал, что пострадало внутри; перевертыш отправил Плясуна в полет, и Плясун ударился о дерево, опять же сломал хребет, а при падении – и ноги. Арлен магией спас ему жизнь, однако без дальнейшей помощи тому не суждено было не то что скакать – ходить.
Но Арлен так напитался магией, что его метки сияли сами собой, и в конюшне стало светло как днем. Он уподобился самому Создателю, когда взялся за ногу Плясуна, вправил сломанные кости и начертил в местах перелома метки.
Плясун страдальчески заржал, когда кости воссоединились с сухожилиями, – ужасный звук, невыносимый для Ренны. Свечение Арлена слабело с каждым лечебным маневром, а их было много. Вскоре метки потускнели, а потом полностью погасли. Но он все трудился;
