новый голос, и из фермерского дома вышла женщина.
Она была невзрачна, но энергична, как та, что привыкла к тяжелому труду. Одета в мужскую одежду: высокие кожаные сапоги, портки и жилет поверх простой белой блузы. Каштановые волосы перехвачены шнуром, как у Жона.
– Не обращай внимания на мальчиков, – обратилась она к Ренне. – Когда живешь на одной конине, больше и поговорить не о чем. Меня зовут Глин.
– Ренна.
Ренна пожала ей руку, но стиснула кулаки, когда Глин обняла Арлена. Что настроило ее против женщины, которая к нему прикасается, – магия?
– Рада вновь свидеться, вестник. Останешься ужинать?
Арлен кивнул и впервые на памяти Ренны кому-то тепло улыбнулся.
– С удовольствием.
– Зачем пожаловал? – спросил Жон. – Догадываюсь, что не просто подковаться.
– Мне нужна еще лошадь, – кивнул Арлен. – Кобыла на племя для Плясуна. – Он криво улыбнулся Ренне. – Начинаем обзаводиться семьей.
Мэк Выгон, что жил по соседству с фермой отца Ренны, разводил лошадей. Пока была жива мать, Ренна часто навещала его ранчо – оно было куда меньшее, чем у Жона Жеребца, но в остальном почти такое же. Плясуна отвели к кузнецу, после чего Жон и гости направились к большому огороженному полю, где под зорким присмотром конных работников и лающих псов паслись лошади. По пути они миновали надежные корали, слишком высокие даже для Сумеречного Плясуна, чтобы перемахнуть при свете дня. Их использовали для объездки и карантина.
В одном Ренна увидела огромного черного жеребца, который бежал легким галопом под наблюдением двух озабоченных верховых с кнутами наготове. Она резко остановилась.
– А, вот и старик Облом, – сообщил Жон. – Родитель Плясуна. Споймал его на равнине с полудюжиной кобыл и молодым Плясуном. Назвали Обломом за то, что нам пришлось пережить, пока не загнали его в кораль. Этот здоровый гад ни в жисть не станет работать, зато готов ночь напролет пробивать копытами стены хлева, только позволь. Коварен, как демон, и чересчур хитер. Городские коневоды скажут, что у диких лошадей ума нет в помине, потому и не слушаются команд, но ты им не верь. Мустанг живет своим умом. Его хватает, чтобы выжить в открытой ночи, чем большинство людей похвастать не может. Облому нравилось сбрасывать всех, кто пытался его оседлать, а после втаптывать их в дворовую пыль. Мы упокоили его в племенном загоне, когда надоело вправлять себе кости.
Ренна посмотрела на необыкновенное животное и загрустила: «Ты был королем равнин, а здесь нарезаешь круги по загону и день-деньской осеменяешь кобыл». Пришлось подавить желание шагнуть к воротам и выпустить его.
– Этим летом хороший приплод, – похвастался Жон, когда они вышли в поле. – Невест полно, выбирай любую.
– Рен, выбор за тобой, – объявил Арлен. – Бери, какую хочешь.
Ренна присмотрелась к табуну. На первый взгляд лошади Жона почти не отличались от Мэковых, но стоило подойти ближе и оценить размер… У нее расширились глаза. По сравнению с матерями жеребята выглядели
