определиться с половой принадлежностью пресловутого Малха пока что не удавалось. В местах его деяний обнаруживались окурки популярных в народе сигарет, кусочки жвачки. Эксперты, разумеется, исследовали частицы слюны. И натыкались то на женскую Y-хромосому, то на мужскую Х. А человек-то был один – это доказывалось другими, не менее значимыми для следствия уликами. Например, почерком на «эпитафиях», которые неизменно оставлял безликий (а теперь уже якобы и бесполый) Малх на местах своих деяний. И, конечно же, техника перерезания горда во всех случаях была идентичной. Не говоря уже о модели пистолета и характерном наклоне ствола при совершении выстрела.
Так доложили эксперты-баллисты, криминалисты, судебные медики. И…
Теперь уже эксперты попали под следствие (само собой, негласное): не иначе как озоруют, причем злостно, эти специалисты. Путают компетентных людей, заморачивают им голову противоречивыми выводами своих исследований. Во всяком случае – кто-то один из экспертов-криминалистов, этакий засланный казачок. Или двое. Или все они сговорились. Значит, заговор, в котором участвуют «свои»? Это, братцы, уже серьезно… Куда серьезней, чем трое совершенно «несерьезных» покойников.
…В мерцании запыленной лампочки – свечей двадцать пять, ну, от силы, сорок – фигура по прозвищу Малх увидела того, кого искала. На полу, раскинув ноги, сидел расхристанный парень и смотрел куда-то сквозь вошедшего. И дышал.
Малх склонился над сидящим, сунулся в его нагрудный карман; зачем-то поводил пальцем перед остекленевшими глазами. Никакой реакции зрачков.
Раззявленный, осклизлый рот будто выпрашивал пулю. Вложить бы в эту ненавистную пасть ствол пистолета и нажать на спуск. Но нет… Искушение следует преодолеть.
Он четко знал, куда стрелять.
Ткнул срез глушителя во впадину между глазом и переносицей приговоренного, тут же пришла на ум идиотская поговорка: «Три к носу, все пройдет». Впрочем, так ли уж некстати вспомнилось ему это излюбленное высказывание покойной бабки? Или матери, он точно не помнит… «Все пройдет»… Для вот этой, доживающей свои последние секунды, особи мужеска пола сейчас действительно «все пройдет», когда он «вотрет» пулю ему в глазницу. И переход в иной мир, «на другой уровень», будет для мерзавца легким, неосознанным, непрочувствованным… Не заслужил он такую благодатную смерть, повезло ему, можно сказать.
Стены затхлой подсобки придушили поцелуйный звук выстрела.
– И день смерти лучше дня рождения, – пробормотала фигура, выпрямляясь.
Замереть, прислушаться. Те же приглушенные волны музыки и звон посуды, пьяные выкрики и женский смех… Та же сумма звуков, минус – шумные вздохи в тиши подсобки. Прерывистое дыхание того, кого он искал, прервалось навсегда. Стерлось, вычлось из мира звуков.
Снова скольжение по ночному городу, не торопясь, стараясь проникнуться душевным покоем, просто обязанным прийти после исполненной миссии.
