как миленькая.
– Да нет, – тоскливо усмехнулся Гэбриэл. – Это же Камилла. И ещё… Объявила, что ждёт от меня ребёнка… И реально ждала. Иначе я не мог… И с тех пор, как привязанный. Зебру не покидал.
– Вот-вот, – буркнул Зверь. – И я вместе с тобой, никуда… А то, давно бы уже отыскали…
– Нишкни! – прикрикнул на него Гэбриэл. – Толку-то, что мотались туда-сюда все прошлые разы? Никаких зацепок или подвижек.
– Зато теперь, возможно… – мечтательно выдохнул Зверь.
– Молись броку, чтобы так и было, – капитан пожал плечами. – А не очередная гонка за призраком.
Его, в свою очередь, нервировал разочарованный Зверь. До сострадания.
– Командор бы не вызвал нас просто так, – веско заметил Ортегиус. – Они там снова что-то обнаружили. Интересно…
– А тебе-то что до этого? – удивился Гэбриэл. – Разве ты летишь не по другому поводу?
Так и было. Неустанно наблюдая за небом в телескоп, Ортегиус отметил необычные спектральные признаки в зоне оптического смещения группы молодых звёзд. Проанализировал, выдвинул гипотезу… И вскоре заявил о своём открытии в галактическое научное сообщество. Вот так в Зебре зажглась новая звезда суперкласса – Яркий гигант, обладающий светимостью голубого сверхгиганта, но по массе не превышающий всего нескольких масс стандартного жёлтого карлика. По праву первооткрывателя Ортегиусу выпало самому назвать звезду, и учёный нарёк её, или, скорее, его – Кяман, что с древне-алактийского наречия переводилось как «вершина», «навершие» или «венец». И не случайно. После серии замеров Ортего выявил некую закономерность в расположении Кямана относительно других, сравнительно недавно открытых звёзд. О чём и собирался доложиться на галактическом симпозиуме…
– Может, откроешь секрет, где научился так играть? – Гэбриэл обнулил проекцию и перетасовал карты. – И тогда сыгранём новую партию…
– Лучше спроси у кого, – загадочно усмехнулся астроном.
Сезон 4. Эра Повелителей
Универсальная формула —
это ключ к благоденствию или…
Капец всему!
Звёздная дата – 4.16. Превратности рока
4.16.1 – Хэллоуин на Ролдондоне
Командорский отсек мощно сотрясался от рока. И тыквы пузатым хороводом кружили под потолком, щерясь огненными оскалами и пылая треугольными глазницами. Вокруг жужжали роботы уборщики, и, запущенные все разом, вертелись в импровизированном кибернетическом танце…
Маленький Кантор топал ножками и хлопал в ладоши в такт хрипловатым голосам, выкрикивающим «Moscow Calling!» и «I'm phono-phono-phono-phonomaniac!» под звуки хард-н-хэви металл.
Ребёнок обожал рок! Особенно в исполнении «Парка Горького»… А Женя прыгала перед сыном, подпевала, как могла, и размахивала «микрофоном» – круглой антикварной расчёской. Мать и сын веселились на полную катушку, и плевать им было, что тыквы с огоньками внутри не настоящие, а всего лишь электронные летающие муляжи.
