мнении, что это будут только японские музыкальные колонки. Антон, которому в свете его страшного положения всвязи с кредитом Алёши, грозили серьёзные финансовые неприятности, тоже рвался в бой. Но потом Антону позвонил Алёша, и стал изводить того требованием срочно оторвать жопу от кресла и отправляться в Сочи выручать заблокированную врагами квартиру. Мол, не всё ещё потеряно, у нас есть кое-какие документы, и наняв хорошего адвоката, можно будет легко отсудить спорную недвижимость. Задачу найти хорошего адвоката Алёша, разумеется, возложил тоже на Антона. Лёша, честно говоря, всё это выдумал, чтобы не лишать товарища надежды получить назад свой миллион, подвесив перед его носом кусок несуществующей собственности в Сочи. Он уже и сам не верил, что квартиру удастся вернуть. Он сообщил Антону, что после оформления бумаг тут же продаст свою квартиру в Сочи и рассчитается за долг. Он сообщил, что квартира, купленная им шесть лет назад и умыкнутая ушлым риелтором, будет возвращена им, продана, после чего он рассчитается с долгами. Антон склонился и сел у моря ждать погоды… Приезд его в Сочи совпал с тем днём, когда машина въезжала в Бучургиновку.
Вообще этой странной компанией чокнутых романтиков руководила великая мечта, которая возможно и свела их с ума, погрузив в счастливое зазеркалье, и об этой мечте автору следовало бы сказать раньше всего остального, потому что в ней было главное. Друзья давно мечтали поселиться на Кубе. Мрачная Сан-Репа и тяжёлые жизненные обстоятельства убили веру в будущее. Надо было уезжать. Кто заронил в них зёрна столь дерзкого предприятия – бог знает, да только вот уже лет семь все они: и Сёма, и безумный Алёша, бледный, истероидный и похожий на какого-то зазеркального персонажа Фёдора Михайлыча Достоевского, и Кирилл с ними – страстно мечтали попасть на Кубу. Жизнь на Кубе рисовалась им лёгким, как крылья бабочки, бесконечным праздником под банановыми листьями, с шумными застольями у моря, фиестой и разумеется, кубинскими девушками, сло Улица Комбрига Тушонкина. Губернатора звали Павел Петрович Окунь, а мэра – Николай Иваныч Шмель, и оба они были маленькие толстенькие, не по-русски чёрные и язый старались придерживать подальше от тайных намерений.
Надо сказать, что наши знакомцы были величайшими романтиками в мире. Они свято верили в юных девушек, присягнувших беспрерывно исполнять танец живота на потребу путешествующих художников. Никто бы уже не вспомнил, кто зародил, кто бросил первое зерно великого проекта, не это главное, а главное – то, что с тех пор зерно проросло, оперилось листьями и теперь неудержимо стремило свою крону к сияющему голубому небу и Солнцу. Встретившись, они неминуемо возвращались к основной теме своей жизни – Кубе. Тема Кирилла была шире – Куба и Ром. К тому времени он пил много и неразборчиво и считал, что пить много и неразборчиво в Сан-Репы – просто неряшливость, а делать то же самое на Кубе – шик высшего света.
Он
