наступала на мужа, поигрывая топориком и откидывая в сторону лохмотья, попадавшие под ее ножки, обутые в мягкие лопоухие тапочки. Те самые ножки, которые до сих пор сводили Казанцева с ума…
ВпрочемФедору, отпрыгнувшему от топорика за спинку кровати, стало совсем не до того, когда Галя вдруг рухнула ничком на постель, выпустив оружие на пол. Топорик глухо стукнулся о крашеные доски, а Галчонок заревела во весь голос – впервые за восемь лет их совместной жизни.
Через мгновение Казанцев был уже рядом; он сидел на скрипучей кровати, поглаживал жену по вздрагивающей от рыданий спине и бормотал, успокаивая ее:
– Ну что ты, Галчонок, перестань! Ну хочешь – ударь меня. Ну не плачь, маленькая, все будет нормально. Сейчас уберусь – соберу всю эту грязь, выкину… Нет – сожгу, чтобы и следа не осталось…
– Уже, – сквозь слезы всхлипнула Галина.
– Что уже, – не понял Федор.
– Уже сожгла! – чуть не выкрикнула жена.
Она снова залилась слезами, так что ее спина задергалась под длинной Фединой ладонью.
– Что сожгла? – опять не понял Федор.
Галчонок вдруг резко подскочила на кровати, одним движением развернувшись и усевшись напротив мужа. Казанцев несмело улыбнулся ей, в тысячный; нет – в миллионный раз позавидовав себе, такому счастливому с такой прекрасной половинкой. Галину не портили ни вспухшие от слез глаза, ни шмыгающий чуть вздернутый носик, ни та непостижимая ярость, которую она вдруг выплеснула прямо в лицо мужа вместе со словами:
– Одежду твою сожгла-а-а!..
Не имея возможности схватить его за отвороты рубашки ввиду отсутствия последней, и потрясти как следует нескладное тело мужа, она замолотила кулачками по его впалой груди.
Было совсем не больно; но и на боль Казанцев не обратил бы никакого внимания, потому что заполнился сейчас изумлением.
– Зачем?! Зачем надо было сжигать мою одежду? – совсем запутался Казанцев, – и чья, наконец, эта? Ты можешь мне объяснить?
Он поддел ногой, доставшей до середины комнаты, кусок тряпья, оказавшейся дырявой майкой.
– А вот зачем! – Галина ловко подцепила рукой грязный предмет чужого туалета и ткнула им Федору в нос. Ткнула в буквальном смысле, так что ему – как он не задерживал дыхание – пришлось глотнуть и этого «аромата».
Майка пахла сразу всем – и носками, и трусами, и… той самой каплей крови, которая возможно, на самом деле стекла недавно с лезвия топора. Запах свежей крови сквозь нещадную вонь драной майки мог распознать чуткий нос профессионала. Федор Казанцев был как раз таким профессионалом – дипломированным практикующим ветеринарным врачом. Этот запах вдруг стал главным. Он заполнил ноздри Казанцева, расширившиеся от предчувствия чего-то ужасного. Федор скосил глаза вниз, не решаясь выхватить майку
