тела человека…
Ну, вот Квимби им и преподнёс урок – как может страдать это самое тело человека, не желающего подчиниться новому Богу. Блинн…
Ладно – туземцам повезло. (Выжило больше восьмидесяти процентов! Видать, не успел ещё Лысый развернуться-то по-настоящему!..) А вот мне – нет. В тот раз Квимби успел-таки свалить к такой-то матери от расплаты…
Снова пришлось искать обходные пути.
Я человек, в принципе, мирный и незлобливый: могу и пострелять, и поработать. Вот работой я и занялся. В девственной скале астероида, в полости которого Квимби и обосновался столь капитально, появился лишний проплавленный тоннель.
Традиционно дунув в дуло плазменной пушке, я не стал даже дожидаться, пока каменные стены перестанут светиться оранжевым, и прыгнул в него.
Чёрт! Чуть впопыхах не пролетел на технический ярус мимо уровня Квимби – узнал его по традиционно безудержной роскоши, которой этот недоделанный Цезарь любит обставлять свои апартаменты!
Расширив дыру, забрался внутрь, взломал пару-тройку бронированных переборок и дверей. (Ну, тут уж тихо и аккуратно не получилось! Звону и грохоту было – куда там какому вулкану в паре с рок-ансамблем!)
Ага, вот и встретились, так сказать, лицом к лицу!..
Квимби полёживает себе на роскошной кровати, и даже в ус не дует.
– Как это кровать тебя выдерживает? – спрашиваю.
– А-а, очень просто. Я усилил каркас титаном, а матрац – карбовольфрамом – отвечает он, чуть повернув ко мне голову. Полуторатонное же тело, ясное дело, и не пошевелилось.
– Ну что, изощрённый выродок, монстр-маньяк, «Повелитель Вселенной» – будешь что-нибудь говорить напоследок?
– Конечно, если позволишь. Всё-таки, начинали почти вместе… Так вот. Хочу попросить тебя передать привет Стервозе Энн, и Квиллеру, и…
Тут на меня обрушился потолок. Вернее, это, как я, уже умирая, догадался, был не потолок, а пластина гидравлического пресса. Не иначе, как из титанорубидия.
Смяла она без проблем даже мой экзоскелет, и меня стало выдавливать из его недр, словно кетчуп из пластиковой бутылочки… Вот чую, как трещат рёбра, разрывая лёгкие, и ломаются, словно спичинки, кости! Дикая игла боли вонзилась в мозг, чернотой застилает глаза, превозмогая даже действие обезбаливающих уколов бортового автодоктора…
А-А-А! Как же всё-таки больно умира-а-ать!!!..
С диким криком я…
Проснулся.
Ф-ф-у-у, чёрт…
Всё как всегда: майка мокра насквозь, и пальцы снова свело, скрючило, как судорогой – словно пытался сам, без всякого скелета, достать и раздавить горло хитро… опого подлеца Квимби.
Мать с автодоктором моргают разноцветными лампочками на пультах: видать, опять орал благим матом. Но помалкивают – знают, что говорить об этом я не люблю.
Проклятый
