подлетает гарсонка, всей внешностью выражая благодарность за пресечённый на корню, возможно кровавый, конфликт.
Тришин кивает другу на троицу:
– Наших за километр видно. А их подружку пришиб бы не задумываясь, до смерти.
– Какой ты кровожадный. Дэни, держи порох сухим, нас ждут ещё французки, причём, аж до обеда, как я понял по намёкам, – ухмыляется Жаров, не отводя злобствующего взгляда с вошедших соотечественниц. – И через каких-нибудь полчасика мы, вчетвером… А, Дэн, не возражаешь, если мы сегодня зажжём наш порно-фейерверк? Чтоб как поётся в одной пророческой песне, то вместе, то поврозь, а то попеременно.
– Легко. Жизнь-то уходит, сколько нам ещё активничать…
– Только, слышь, тормози с пойлом, срубишься опять, весь цимус обломишь, ага?
– Что ты сказал той сучке, что пристала?
– Догадайся с одного раза.
– Предложил бы три попытки, ещё попарился бы, а так мне уже всё ясно.
– И что же я сказал?
– Два слова: русская свинья.
– Слов было больше, но кончил именно этими. Засчитано.
– Нарвёшься ты когда-нибудь со своей русофобской платформой, получишь ею же по башке.
– Никогда. Я умный, опытный и аккуратный.
– А вот та, что справа, – кивает Тришин в сторону Горчак. – По мне так очень даже.
– Забудь, как страшный сон и не смей заснуть в салате.
Подошли два гарсона с корзинками и карточками оплаты. Тришин и Жаров, раскланявшись с обслугой, уходят, не оглядываясь. А Смоленцева, Бутыркина и Горчак даже мельком не глянули в их сторону. Знать бы всем им, пятерым, что да как пойдёт оно в дальнейшем… но не знали же.
Утро той же зимы, но в Загряжске. По тропинке, огибающей край густого хвойного леса, бежит Виноградова, в спортивной форме, в сторону кирпичного жилого дома, так называемой, «элитной» постройки. Не верит Александра Александровна не только в мистику, но и в физкультуру, а бегает по утрам исключительно ради того, чтобы сбежать из огромной квартиры, где даже она, единственный квартиросъёмщик, бывает исключительно ради сна. Нет в ней ни рождённой дочери с внучкой, проживающих целое десятилетие у чёрта на куличках, ни другого какого тёплого мужчины. Но важен и просто свежий ветерок в лицо, в глаза, в мозг и душу, чему в человеке нельзя без вентиляции, иначе заживо скиснешь, протухнешь.
Из соседней, пересекающей путь навстречу Виноградовой, аллеи трусцой выбегает мужчина в олимпийской красной форме, с капюшоном, модно надвинутым до подбородка. На бегу, мужчина вынимает из-за пазухи пистолет с глушителем, стреляет в грудь Виноградовой и та падает в сугроб. Убийца делает контрольный выстрел в голову и прежней ровной трусцой убегает в чащу, откуда только что бежала убитая женщина…
Харитонова пропала на следующий день. Вернее, ровно через сутки. Причём, точно в этот же час, после двадцати одного ноль-ноль по местному времени, её видели в последний
