но самое большое негодование педагогов вызывали красные гетры Мананы Козаковой. Дело в том, что черноволосая, как цыганка, с блестящими озорными глазами Манана, как первая ласточка, приносила весну, и в то время, когда вся школа всё еще ждала завершения морозных осадков и ходила укутанная в теплую одежду, Манана уже с конца марта сверкала привезёнными тётей из ГДР красными махровыми гетрами, из-за чего и была включена в жаркие дебаты с педколлективом.
– Козакова, опять?
– Что «опять», масц?
– Гетры в марте, да еще и красные, это же неслыханно!
– Ну и что, масц, ведь и галстук тоже красный?
– Козакова, если ты не видишь разницы между тем, что повязывается на шею, и тем, что надевается на ноги, хороши твои дела! Как ты смеешь оскорблять пропитанный коммунистической кровью великий галстук?! Завтра же приведешь мать! Завтра, ты поняла?
Мама Мананы, тётя Медея, была одной из самых красивых женщин Грузии. Не скажу, что педагоги с их бесконечными коммунистическими клише и догмами так уж жаждали часто видеть прекраснейшую Медею, но внутренний распорядок школы требовал наказания «непокорной». Порядок есть порядок! Тётя Медея особенно не спешила выслушивать очередной пасквиль на собственную дочь и оставляла на конец учебного года неприятную для обеих сторон процедуру.
У меня были длинные рыжевато-золотистые волосы, и, как «полагалось» в нашей школе, я была довольно-таки избалованным подростком. Моя бабушка Нана Еноховна часто ездила в страны социалистического лагеря и по возможности «выгуливала» и меня, тем более что за детей полагалась дополнительная валюта. Вот почему в моем ларце было множество заколок для волос, лент и других прибамбасов из ГДР, Венгрии, Чехословакии и Польши. Каждую ночь, прежде чем лечь спать, я старательно заплетала африканские косички, а затем утром распускала их, волосы казались более густыми и волнистыми. Над чёлкой, как у Леси Украинки, была заплетена коса с вьющейся золотистой лентой.
После каждого моего прихода в школу очередной цербер вцеплялся в волосы, тащил меня в туалет, сперва распускал верхнюю косу, а затем мочил всю голову под ледяным водным потоком. Финальная сцена причесывание волос, скрепление их в «конский хвост» грубой резиной, отрезанной от велосипедной покрышки, – совпадала с кульминацией истерики «огнеизвергающей» наставницы.
Изредка владельцы табуированных вещей осуществляли друг с другом «выгодный» обмен, в результате чего серьги, ленты, часы, гетры и, конечно же, крестики «кочевали» из одного класса в другой.
Накануне мы с Кети «махнулись». Я выбрала браслет с фиолетовыми камешками, тщетно попытавшись скрыть его под рукавом куртки, а Кети закрепила пышную копну волос моей маленькой божьей коровкой.
В этот день «коридор позора» возглавляла отличающаяся жестокостью и человеконенавистничеством заведующая учебной частью. Почему-то большую ярость вызвала у неё маленькая божья коровка в роскошных черных
