style="font-size:15px;"> «Матушка, защитите меня!» – мысленно взмолилась Анжелика. Ей в голову впервые пришла мысль просить мать о заступничестве. Она взяла руку присевшей рядом Абигель и нежно сжала ее своими ладонями. Быть может, в этот миг Абигель, такая статная, спокойная, бодрая, напомнила ей о позабытой матери?
После обеда появился Берн, чтобы просить господина де Пейрака с супругой разделить их вечернюю трапезу. Его неожиданное приглашение призвано было, вероятно, доказать, что почтенный и непреклонный протестант, равно как и его единоверцы, хотят публично покаяться перед хозяином Голдсборо и сообщить о своем намерении загладить неприятное впечатление от более чем горячих речей, произнесенных при вступлении в должность Золотой Бороды. Понимая и разделяя это стремление к примирению, граф де Пейрак принял приглашение и с наступлением темноты вместе с Анжеликой отправился в жилище Бернов.
Однако оппоненты обладали такими сильными характерами, а воспоминания о жарких спорах между ними были исполнены такого накала страстей и непримиримости, что во время встречи неизбежно возникла некоторая напряженность.
Оставив мужчин побеседовать с глазу на глаз, Абигель увлекла Анжелику за собой, чтобы показать ей сад. Никакие распри не могли нарушить их женской дружбы. Повинуясь внутреннему чувству, они уединились, не желая вникать в то, что в поступках мужчин могло показаться чересчур оскорбительным, и высказывать категорическое мнение, чтобы уберечь эту столь необходимую им взаимную привязанность, сохранить союз двух нежных женских сердец. При всей несхожести, обе молодые женщины испытывали потребность в любви. Она была их прибежищем, их опорой, чем-то живым и нежным, чего даже разлука не могла нарушить, а каждое пережитое испытание лишь укрепляло их привязанность друг к другу.
Лучи затухающего вдали, над островами, перламутрового заката ложились на милое лицо Абигель, подчеркивая ее красоту. Тяготы ее положения не исказили тонкие черты и не затуманили румянца. Она все так же носила строгий ла-рошельский чепец. Городские дамы не особо жаловали этот головной убор, но Абигель он достался от покойной матушки, а та была родом из Ангулема, где не принято обвешивать себя кружевами и лентами. Госпоже Берн, как никому, шел этот суровый стиль.
– Ну что, вы счастливы? – спросила Анжелика.
Абигель вздрогнула, и, если бы не сумерки, Анжелика увидела бы, как она зарделась. Однако молодая женщина сумела скрыть свое волнение, и Анжелика догадалась, что она улыбается.
– Сказать проще, чем признаться… Как мне благодарить Господа? Каждый день я обнаруживаю новые сокровища души моего супруга, богатство его ума и познаний, его мудрости, его достойные уважения качества сильного мужчины, порой чересчур твердого, но умеющего чувствовать… Я думаю, в глубине души… он очень добр, что в наше время является опасной добродетелью. И он это знает.
Абигель мечтательно добавила:
– Я учусь любить
