конвойных напряглись, потянулись к оружию.
– Э-эээ! Грабли убери. А то сейчас черёмухой брызну!
Зэк боязливо отодвинулся.
– Невоспитанные вы какие-то… Я же из человеческих побуждений!
Потом он тихо рассмеялся. Пробормотал:
– Вот бля! Дожили. Менты за решёткой!
Через маленькие дырочки в двери словно в калейдоскопе мелькали дома, светофоры, деревья в багряной листве. Сквозь бензиновую гарь пробивался запах прелой листвы, дыма костров. За колёсами проносящихся машин тянулись жухлые бурые листья. Наступило бабье лето. Та самая золотая пора, многократно описанная русскими поэтами. Вот только мне было совсем не до поэзии.
– Скоро начнутся дожди, слякоть, грязь. – Думал я. – А мне в зону. Точь в точь, как у Кагарлицкого.
Люблю я осеннюю стужу и слякоть,
Родной сельсовет с деревянной звездою.
Люблю я в автобусе ехать и плакать,
Что рожь и пшеница
Накрылись мандою.
Психоневрологический диспансер закрытого типа больше всего походил на каземат. Мощные, кирпичные стены с колючей проволокой. В огромных железных воротах- калитка. В центре периметра двухэтажное здание серого вида. Окна забраны решётками.
По сути, это та же тюрьма, те же помещения камерного типа и, если ты находишься в одной камере, то о соседях из другой будешь знать только по тюремной связи.
Врачи и надзиратели здесь неотличимы друг от друга.
Правда близлежащие газоны были засеяны цветами. Благостно пели птицы.
В стационаре меня осмотрел дежурный врач. Он был настолько объёмен, что его живот частично разместился на столе. Откинувшись на спинку стула доктор снисходительно поинтересовался:
– Ну-с, на что жалуемся, больной?
Я будучи твёрдо уверен в том, что любой шизофреник считает себя здоровым, возразил.
– Доктор, я не больной! Я абсолютно здоров.
Врач удивился. Сделал какую то пометку в своей тетрадке.
– А почему же вы тогда здесь? – Я привстал со стула. Доверительным шёпотом поведал:
– Это мафия, доктор. Милицейская мафия. Следователь в сговоре с начальником тюрьмы и прокурором. Меня хотят объявить сумасшедшим, а потом заколоть в дурдоме лекарствами. Методы сталинских опричников мне хорошо известны. Именно через это прошли Анатолий Марченко, Владимир Буковский и Александр Солженицын. Доктор удивился ещё больше.
– Что…И Солженицын тоже?
Я подтвердил.
– Да! Он в первую очередь.
На мой взгляд, психическая импровизация мне удалась. Я подчёркнуто нервничал, озирался, жестикулировал, украшал свои экспромты медицинскими терминами.
Выслушав меня доктор распорядился отвести меня в палату.
Меня встретила большая палата человек на десять. У зарешеченной двери на стуле сидел милицейский сержант. В центре стоял длинный стол. На окнах решётки.
Обитатели
