что все идет как надо.
– Вот это Валтасары, – кивнул Хэнк с видом знатока.
Он поднял бокал с пола и осушил его.
– Нет, это Иеровоамы, – сказал Эллис.
– Уж в шампанском-то я разбираюсь, – ответил Хэнк.
– А я что, нет?
– По-моему, вы оба ошибаетесь. Это Эбенизеры, – сказала я.
Они опешили.
Я пьяненько захихикала.
– Эбенизеры! Поняли? Рождество! Праздники! А, ладно. Кто-нибудь, принесите мне еще. Я пролила свое.
– Да. На меня, – отозвался Эллис.
Хэнк повернулся и поставил свой бокал на поднос проходившего мимо официанта. Хлопнул в ладоши.
– Так, кто хочет сразиться в снежки?
Мы вывалились на улицу и изобразили снежных ангелов прямо перед домом четы Пью, машинами и водителями в форме, дожидавшимися гостей. У меня получилось слепить снежок и попасть им Эллису в грудь, прежде чем завизжать и броситься обратно в дом.
В обширном холле Эллис помог мне отряхнуть снег со спины и волос. Хэнк накинул на мои голые плечи свой пиджак. Вдвоем с Эллисом они сопроводили меня к трем богато вышитым креслам у гудящего огня. Хэнк, у которого достало ума прихватить на обратном пути мою норковую горжетку, отряхнул ее и повесил на край столика из розового дерева, стоявшего перед нами. Эллис отправился на поиски горячего тодди, а я стащила перчатки, запачканные и промокшие насквозь.
– Господи, ну и вид у меня, – сказала я, оглядев себя. – Чучело.
Шелковое платье и туфли были ни на что не похожи. Я тщетно попыталась стереть пятна от воды, потом быстренько проверила, обе ли мои серьги на месте. Перчатки значения не имели, но я надеялась, что хотя бы горжетку можно спасти. Если нет, значит, мне удалось погубить весь наряд целиком.
– Ты не чучело. Ты великолепна, – ответил Хэнк.
– Ну да, была, – пожаловалась я.
Полдня я провела в салоне Антуана, где мне делали прическу и макияж, я почти ничего не ела два дня, чтобы платье село как нужно. Оно было из прекрасного гранатового шелка, как и туфли. Великолепно сочеталось с моим рубиновым обручальным кольцом и подчеркивало зелень моих глаз. Эллис подарил мне платье и туфли за несколько дней до вечеринки, и перед ее началом я вышла к нему, как танцовщица фламенко, закружившись, чтобы юбка взлетела. Он выразил восхищение, но я ощутила знакомый укол печали, в который раз попытавшись понять, что именно он видит. Муж был абсолютным дальтоником, так что ему наряд должен был казаться сочетанием оттенков серого. Я гадала, каких именно, и сколько вообще разновидностей цветов существует, и разная ли у них густота. Мир, лишенный цвета, я представить не могла.
Хэнк плюхнулся в кресло и свесил ногу через подлокотник. Развязал бабочку, расстегнул воротник и манжеты. Он был похож на не до конца утопшего Кларка Гейбла.
Я, дрожа, закуталась в его пиджак, стянув края изнутри руками.
Хэнк похлопал себя по груди и бокам. Внезапно прервался и поднял бровь.
– А! –
