вчера был на встрече, утверждает, что тиара – подлинник. Это действительно так, господин Фогель?
– Подлинным является то, что признано большинством, господин Рейнак. Подробных описаний тиары не существует. Строго говоря, мы даже не знаем точно, жил ли на самом деле скиф Сайтоферн или это поздняя выдумка. Когда Шлиман раскопал Трою, тоже было много разговоров, а тот ли Илион, описанный у Гомера, он нашёл.
– В ваших словах есть безупречная логика, господин Фогель, – сказал Рейнак. – Я готов заплатить за тиару 180 тысяч франков, не дожидаясь решения парламента. Ещё двадцать тысяч мне придётся заплатить депутатам, чтобы решение парламента состоялось. Итого, та самая сумма, которую вы запросили. По-моему, всё честно.
– Вы говорите об искусстве, как барышник о лошадях, господин Рейнак, – сказал я.
– Оставим высокие материи для музейных стен, господин Фогель. Речь идёт не об искусстве, а о престиже. Если тиара окажется в Британском музее или, паче чаяния, в Нью-Йоркском Метрополитен, это будет пощечина для Франции. А французы пощечины не любят.
– Я полагаю, что сумею убедить Гохмана, – осторожно сказал я.
– Убедите, – сказал Рейнак. – И пришлите мне ваш антикварный каталог. Моя жена cобирает безделушки для нового дома. У неё слабость к раннесредневековой мозаике.
РУХОМОВСКИЙ. Прошло семь лет. Из Одессы я никуда не уехал. Деньги, полученные от Гохмана, я быстро и бездарно прокутил. Погрузившись в пучину разврата и пьянства, я надеялся, что смогу забыть Сашеньку, перестану озираться на каждый шорох у входной двери, перестану ждать и ждать её.
Водка в конце концов мне осточертела и я продолжил совершенствоваться в своём ремесле. Гохман, который отошёл от дела, превратившись в этакого гоголевского помещика в Феодосии, познакомил меня с Фогелем. Его заказы я добросовестно выполнял, получая вполне пристойное вознаграждение. Я даже ввел моду, как сказали бы львовские гопники, на новую «фенечку» – золотые скелетики скифских младенцев царского происхождения, которые клали рядом с тельцем при захоронении. Эта идея, высосанная из пальца, благодаря антиквару Фогелю, который после случая с тиарой царя Сайтоферна стал признанным авторитетом по части античных древностей, получила широкий размах, я изготовил около трёх десятков скелетиков, два из них за сумасшедшие деньги приобрёл для своей коллекции барон Ротшильд.
Жизнь моя была сыта, безлика и убога.
После бесчисленного количества шлюх, побывавших в моей постели, я сошёлся с милой женщиной Галиной Алексеевной, которая работала ассистентом у профессора Штерна в Археологическом музее. Галочке было двадцать восемь, у неё был неудачный короткий брак, отношения наши были ровные и ненавязчивые, она была женщина начитанная и, пожалуй, мудрая.
– Ты знаешь, Борис, – Галочка произносила моё имя на польский манер, с ударением на первом слоге. – В антикварном мире разрастается грандиозный скандал.
Мы
