style="font-size:15px;"> И снова лето, и снова впереди очередная разлука на целых три месяца.
– А я тоже уезжаю на все лето в Коробочкино, – вдруг объявила подружка.
– Где это? – спросил ее.
– Не знаю, – ответила Людочка. Нет, в этот раз она совсем не грустила, как в канун моих прошлых каникул. И у меня чуть отлегло. Что ж, все проходит. Пройдет и это лето…
А пока потянулись бесконечные дни летнего отдыха.
И вот очередное трудное лето позади. Все так же радостно встретила меня подружка, которая, как оказалось, так и не попала ни в какое Коробочкино. Мы обнялись, как год назад, я приподнял ее и закружил.
– Не делай так больше, Толик, – очень серьезно сказала девочка, внезапно покраснев, – Я уже взрослая, – уточнила она, оправляя платьице. Моя взрослая малышка…
С того самого дня к Людочке я относился с особой симпатией, как ни к какой другой девочке. В одном из первых стихов о Людочке есть такие строки:
Еще не знаешь ты, что я тебя люблю,
Что жизнь свою тебе навеки отдаю…
– А я это знала, Толик. Лет с семи знала, – сказала мне девятнадцатилетняя Людочка, когда впервые прочла все мои стихи, включая этот.
– Людочка… Ты же тогда совсем маленькой была, – удивился неожиданному признанию любимой.
– Девочки раньше мальчиков понимают. А ты всегда ко мне относился не как к другим девочкам. Я это чувствовала, и мне нравилось, – и Людочка замолчала, вспоминая, судя по ее легкой улыбке, что-то светлое в наших отношениях.
А я смотрел на нее с нежностью и немного с грустью оттого, что нельзя вернуть то замечательное время, когда маленькая девочка Людочка была мне совсем, как сестричка…
Переходный возраст… Он начался у меня довольно рано, хотя трудно сказать, когда именно. Это как снег в горах – копится-копится, а потом хлопок в ладоши, и нате вам неудержимую лавину, сметающую все на своем пути…
А пока он копился и копился тот мой снег… Мне кажется, первым снежком, оставившим след в душе, стал обман с поездкой в пионерлагерь «Артек», когда вместо меня, круглого отличника учебы и обладателя прочих достижений, тайно поехал заурядный троечник – мой друг Женька. Папа-генерал и мама-председатель родительского комитета, – всего лишь эти его «достижения» легко перевесили все мои.
Следующий снежок залег в период возрастной мутации голоса, усугубленной жестокой простудой и вопиющей нечуткостью педагогов. В результате бывший солист школьного хора, победителя республиканских и прочих олимпиад, на всю жизнь остался с низким хриплым голосом детской силы.
И наконец, целый снежный ком упал в копилку, когда вдруг увлекся гимнастикой. Вот только как случилось, что по рекомендации школьного приятеля, тренировавшегося в секции несколько лет, попал не в группу начинающих, а прямо к спортсменам-разрядникам.
