это «прости, прости, прости…»
Дейна приподняла бровь.
– Закончила?
– Ага.
Прозвучало это неприветливо и ребячески. Собственно, именно так Миа сейчас себя и ощущала.
– Хорошо. Слушай, я просто хотела навестить тебя. Удостовериться, что ты не умерла, что с тобой ничего не случилось. Никто не любит мертвых нытиков. В общем, что ты там с собой делала последние две недели, Миа, помимо того, что избегала встреч со мной и, очевидно, со всеми остальными?
Миа сделала добрый глоток из бутылки, затем подошла к шкафчику и достала оттуда… его величество ящик. Это был обычный деревянный ящик, ничем не украшенный, не имеющий никаких наклеек. Просто невероятно, что в таком маленьком ящике могло храниться столько боли. Миа торжественно поставила его перед Дейной.
– Та-даммм!
– Почему я чувствую себя Пандорой? – пробормотала Дейна и сняла крышку. – О, Миа… – Она подняла глаза, она поняла. – По крайней мере, теперь ты знаешь. Во всяком случае, о мальчике.
– Я нашла этот ящик в кладовке Бобби, когда подыскивала ему одежду для похорон. Я открыла его, только когда вернулась домой с кладбища. Хотела положить туда его значок.
Значок этот с большой помпой вручили ее матери прямо у могилы Бобби Митчелла вместе с флагом, которым накрывали его гроб. Аннабель Митчелл, чье лицо осунулось и постарело, повернулась к дочери и протянула значок и флаг ей. Слишком ошеломленная, чтобы как-то отреагировать, Миа приняла их. Сложенный втрое флаг сейчас прикрывал тостер. Скорее всего, в его складки уже набились хлебные крошки, но это ее совершенно не беспокоило, если не считать того факта, что она пятнает американский флаг.
Миа ткнула бутылкой в сторону ящика.
– И я обнаружила вот это.
Дейна достала из ящика фотографию.
– Вот черт, Миа! Он просто твоя копия на детских снимках.
Миа неискренне рассмеялась.
– У Бобби были удивительно сильные гены. – Она подошла к Дейне и через ее плечо посмотрела на щекастого мальчика, сидящего в детском кресле-качалке и сжимающего в кулачке игрушечный красный грузовик. Мальчика, которого она никогда не видела, хотя теперь знала, как его зовут. Знала день его рождения. И день смерти. – А чему удивляться, что фото похоже на мои? Это ведь наше кресло, мое и Келси. Бобби и нас в нем фотографировал.
– Какая пошлость! – Тон Дейны остался мягким, но ее губы сжались в тонкую линию. – Но, в конце концов, мы всегда знали, какой он.
Знала это только Дейна. Дейна и еще Келси. И, возможно, мать. Миа не могла с уверенностью сказать, что именно было известно ее матери. Она не сводила глаз с лица мальчика на снимке.
– У него светлые волосы Бобби и синие глаза, точно такие, как у меня. И как у нее, кем бы она, черт возьми, ни была.
– Ты провела последние две недели, пытаясь найти ее. Я так и думала.
Она была
