мне делать?!
– Зенобия! Расскажите мне все!
Если мой ответ показался вам несколько театральным, то вы правы – так оно и было. Мы словно бы перенеслись на сцену.
– О небо! Такой маленький листочек бумаги! Потерялся, пропал!
– Дорогая, я вам ничего не писал! – мигом соскочив с подмостков, открестился я.
Ее божественная грудь вздымалась все выше и выше.
– Оно от другого!
– Что ж, за других я не в ответе. Обращайтесь к ним, а мне пора. Всего…
Я хотел было ретироваться, но Зенобия вцепилась в меня еще крепче.
– Записка совершенно невинная, но… может быть неверно истолкована. Я, верно, обронила ее… о, Эдмунд, вы знаете где!
– Уверяю вас, когда я убирал каюту после известного вам события, я обязательно заметил бы…
– Прошу! Умоляю!
В ее взгляде читалась безусловная вера в меня, смешанная со страданием, которое, как известно, очень украшает и без того блестящие глазки. Впрочем, кому я это говорю – ведь вы, ваша светлость, по сей день окружены обожательницами, которые пожирают глазами того, кем они хотели бы, да не могут, обладать – кстати, не слишком ли грубо я льщу? Помнится, вы учили меня, что лесть чаще всего достигает цели, когда она приправлена истиной!
Зенобия прижалась ко мне и промурлыкала:
– Она должна быть в вашей каюте. Если ее обнаружит Виллер, я пропала!
И я тоже, черт побери! Неужели именно на это она и намекает?
– Ни слова больше, мисс Брокльбанк! Все понятно!
Я ушел в правую кулису. Или в левую? В театре все так запутано. Скажем так: я направился в свою просторную обитель по левому борту судна, открыл дверь, вошел, закрыл дверь и приступил к поискам. Не знаю ничего более отвратительного, чем искать небольшую вещицу в тесном помещении. Первое, что я обнаружил – в каюте толчется еще пара ног помимо моих. Я поднял глаза.
– Ступайте, Виллер! Ступайте!
Он повиновался. На бумажку я наткнулся почти сразу же после его ухода – как только отчаялся ее найти. Хотел налить воды в парусиновый таз и увидел там сложенный листок. Я схватил его и собирался было нести в каюту к Зенобии, но застыл, пораженный догадкой. Утром я совершил свое обычное омовение. После этого парусиновый таз был вылит, а койка заправлена.
Виллер!
Я мигом развернул бумажку и сделал глубокий вдох.
Записка была совершенно безграмотной.
ДРАГОЦЕНАЯ И ОБАЖАЕМАЯ НЕМОГУ БОЛЬШЕ ЖДАТЬ! Я НАКОНЕЦТО НАШОЛ МЕСТО ГДЕ НИКОВО НЕТ! СЕРЦЕ БЪЕТСЯ В ГРУДИ КАК НЕ БИЛОСЬ ДАЖЕ В МИНУТЫ ОПАСНОСТИ! ЛИШ НАЗОВИТЕ ВРЕМЯ И МЫ УЛЕТИМ НА НЕБЕСА!
ВАШ БРАВЫЙ МАРЯК
Бог мой, подумал я, что же это за вознесенный на вершину смехотворности лорд Нельсон? А Зенобия, очевидно, вообразила себя Эммой Гамильтон и поразила неизвестного
