Мавзолей Ленина! Но в него мы в тот день так и не попали: очередь начиналась за Могилой Неизвестного Солдата, огибала Кремль и продвигалась очень медленно. Это мероприятие заняло бы, по меньшей мере, полдня.
А у мамы не было столько времени. Зато мы сходили на экскурсию в Кремль. Царь-Пушка и Царь-Колокол в качестве компенсации за Мавзолей меня вполне устроили, а на Ленина мы решили посмотреть в другой раз. Но другого раза почему-то не случилось. В один из наших приездов в Москву мы даже заняли очередь в Мавзолей. Но я, как назло, захотел в туалет. Пока мы пробирались через толпу к туалету возле кремлевской стены, на нас то и дело цыкали рассерженные граждане, думая, что мы пытаемся пролезть без очереди. Мы на них обиделись и отложили эту экскурсию на потом.
После переезда в Москву на постоянное жительство вопрос о посещении Мавзолея в нашей семье вообще не поднимался.
Живет себе человек в провинции, приезжает в столицу в отпуск или по делам и успевает за неделю побывать на трех-четырех спектаклях в разных театрах, сходить на выставку известного художника и на концерт эстрадной звезды. А переехал жить в Москву – и его словно подменили. Работа, семья, встречи с нужными людьми. Сходить во МХАТ или в Третьяковку – некогда. Я много перетянул кадров с Поволжья, из Сибири в столичные структуры моей компании. И со всеми происходили подобные перемены. Прожив в Москве больше тридцати лет, я так и не побывал в Мавзолее и не увидел Ленина.
Первые две недели моего пребывания в московской больнице мама прожила в гостинице, а потом, когда стали заканчиваться деньги, еще две недели у дальних родственников в Люберцах. Она приезжала ко мне каждый день, ровно в четыре часа дня, сразу после тихого часа. Если опаздывала хоть на пять минут, у меня начиналась вначале тихая, а через полчаса и буйная истерика.
– А где моя мама?! – рыдая, причитал я. – С ней что-то случилось!..
Никто меня не мог успокоить в эти минуты: ни врачи, ни медсестры, ни больные. И только с появлением матери я постепенно приходил в себя. Такой привязанности, как тогда, в раннем детстве, к маме, я ни к кому никогда в своей жизни больше не испытывал. Весь смысл моей тогдашней жизни, весь мой мир был заключен в ней. И мама так же сильно любила меня.
Она приносила мне в основном фрукты и овощи. Как выяснили врачи, мой диабет еще можно было удержать диетой и таблетками. Поэтому вместо положенного диабетикам девятого стола меня посадили на восьмой – низкокалорийную диету, назначаемую людям с нарушенным обменом веществ, в основном больным ожирением.
Вердикт столичных эндокринологов был суров. Ничего сладкого (ни конфет, ни мороженого, ни пирожных), минимум мучного (кусочек черного хлеба в день), ни жирной, ни острой, ни соленой пищи. Любое нарушение диеты чревато непредвиденными осложнениями – меня бы посадили на инсулин. А что такое диабет в столь юном возрасте,
