над ним, точнее над ними. И Амендралехо, и, что особенно дополняло смешную картину, Фарлэп, лежали один недалеко от другого, в одном загоне. Хотя ее покорный слуга выбрал себе укромное место в углу досочных бортов на сене, покрытом одеялом. Конь же, видно смертельно устав, до сих пор обессилено и разнузданно лежал, раскинув ноги по полу. Его тело передергивали судороги усталости.
От стука каблуков подходившей о досочный пол, спавшие одновременно пробудились, и если Фарлэп вяло встал на ноги, то Амендралехо не удосужился даже приподняться, так и продолжив растянуто лежать, только заложив одну руку за голову, другую протянув к морде коня.
– Так-то вы меня встречаете, как обещались? И – фи! Где вы уснули.
– Мне нечего стесняться ни того, ни другого. Сон при поддержке усталости сами взяли меня там, где взяли.
Амендралехо подтянулся рукой ближе к морде коня, но тот отнял ее в сторону.
– Обижается, сильно замучил я его скачками.
Мальвази сделала несколько шагов, чтобы пожалеть бедное животное, но не успела она сделать последний шаг, как была испугана резким говором Амендралехо:
– Осторожно, не трогай, укусит! Он тебя не любит!
Она, испуганно отскочив от коня к Амендралехо, очень недовольная последними словами, легонько пнула его в руку.
– Это ты его приучил!
– Ничего подобного, это просто такой умный конь. Он все понимает. Природа его наделила сверх и умом, и силой.
– Ну почти как тебя, – поддразнила она его, глядя на него вниз в лицо, почти рядом с которым находились остренькие носочки ее сапожек.
– Ты говорил, Фарлэп тебе жизнь спас?
– Он за нее дрался как зверь!… За мной гнались четверо. Я был ранен и упал. Первый же подъезжавший басурманин, слез и, вынул саблю, чтобы срубить мне голову, но посчитай, сам без нее остался. Фарлэп ему копытом буквально провалил башку. И дальше пуще, слезть им не дает, на дыбы встает и копытами всех подряд: и коней, и самих их бьет. Решили они не связываться, потом видно подъехать собирались, меня за мертвого посчитали. А я и был, считай уже при смерти – кровью истекал, жажда замучила. Не знаю, как поднялся и перевалился в седло, но только помню, потом свалился в воду. Не знаю, что это было, но освежился так, что надолго потом хватило. А потом все пески и пески, если бы не ночь и если бы конь такой, выносливый не был, верно бы погибнуть там же, где и Фарлэп бы слег. Но выжили и, как видишь, снова в христианском мире.
– Что вы в мусульманском мире делали такое, что оттуда пришлось бежать?
– А бежать мне оттуда нужно было. То что я умел, меня за это оттуда никогда не выпустили бы.
– Что вы умели?
– Я был мастер по женскому делу. Хотя по идее я себя считаю ученым.
– И то и другое объясните?
– Есть
