сидела на стуле и смотрела на яйцо, как завороженная. За стенами биостанции бушевала буря. Порывы ветра были так сильны, что все здание тряслось, словно в эпилептическом припадке.
– Ну что, уже проклюнулся? – пошутила Виктория, привалившись плечом к дверному косяку.
– Пока нет, – покачала головой Анастасия Геннадиевна. – И у Валерия нет никаких предположений касательно того, когда это может произойти.
Яйцо матово светилось красным. У него была плотная пористая скорлупа. Сердце динозавра в динамике стучало мерно, громко, и этот звук перекрывал все, даже рев бури и вой ветра.
– Я думаю, процесс займет около двух месяцев, – прозвучал сзади голос Шварца, который ходил бесшумно, как тень.
Сердце Виктории обожгло, словно в него залили раскаленный металл.
– Обычно процесс высиживания занимает от двадцати до тридцати пяти дней, – уточнил орнитолог.
Он поднял голову и прислушался. Буря отчаянно завывала.
– Как там бедный Юрий Рашидович, – сказал он негромко, – сможет ли он найти сотрудников службы безопасности в такую погоду и привести их на станцию?
– Ему надо было идти вдвоем с кем-нибудь, – сказала неожиданно для себя Сушко.
Мысль о Юрии, одиноко вышагивающем сейчас по горным тропам под порывами жалящего ветра, показалась ей невыносимой.
– С кем, например? – пожал плечами Шварц. – Иванов готовит обед, Курочкин еще не выходил из своей конуры, где он с утра до вечера пялится на букашек, собранных им на склонах гор, а я слежу за яйцом. Если уж на то пошло, вместе с Бадмаевым должны были пойти вы, дорогая.
Сушко покраснела. Анастасия Геннадиевна внимательно посмотрела на красивое, рельефное лицо Валерия, похожее на лик античного бога. В этот момент в буре наступило небольшое затишье.
– Отступает? – предположила директор, прислушиваясь.
Но ветер и ливень ударили с новой силой. Здание содрогнулось. Что-то заскрежетало по крыше.
– Флюгер сорвало? – предположила Виктория.
– Невероятно! – ответила Колбасова. – Он стоял у нас на крыше много лет, с момента основания биостанции! Неужели буря столь сильна?
– Бедный Юра, – тихо сказала Виктория.
Сейчас, когда замаячила реальная угроза потерять его, Сушко ощутила к ботанику прилив дружеской симпатии. В дверь заглянул завхоз.
– Обед готов, – бодро доложил он. – У нас сегодня ребрышки под соусом, пикантный омлет с дикими травами, блины с маслом, а также домашнее мороженое. Сразу должен предупредить, что молоко для мороженого – порошковое, а дикие травы я собирал лично у подножия горы.
Говоря это, Василий Борисович раздувался от гордости.
– Ну, молодежь, – сказала Колбасова, не сводящая глаз с яйца, – идите, обедайте, а потом замените меня.
Сушко и Шварц вышли в коридор.
– Я сейчас еще Курочкина позову, – сказал
