сказала Нелли, – нас заметили. Сейчас шпионы сбегутся на визг и обнаружат нас.
Почти одновременно с визгом мобильный телефон Нелли опять зазвонил.
– Кулибина! – сказала Околелова, поднесла сотовый к уху, но в этот момент налетел сильный порыв ветра, Нелли покачнулась, телефон выскользнул из ее пальцев и полетел вниз. Мгновение спустя раздался треск – мобильник разлетелся на тысячу осколков.
– Тэ-э-экс, – протянул Максим, – нам нужно срочно что-то предпринять, а не то мы последуем за этим телефоном. У меня, если честно, уже судорогой сводит ноги, идти нам еще далеко, а если вдруг и там окно окажется закрытым, то я не знаю, что мы будем делать.
В туалете снова раздался визг, теперь это был другой голос.
– Ну вот, – сказала Алина, – они визжат и убегают, и никто не догадается открыть окно.
– И очень хорошо, – добавила Нелли, – потому что окно тут открывается наружу.
– Мамочка, забери меня отсюда, – пробормотал Энгельс. – Или давайте лучше позвоним в службу спасения, и нас снимут.
– У меня есть идея получше, – сказала Алина, – видите тополь впереди? Он растет совсем рядом со зданием. Если мы туда дойдем, то сможем на него перелезть и спуститься вниз. Вперед!
В туалете снова кто-то завизжал.
– Быстрее, быстрее, а то мой муж, наверное, уже приехал в «Весенний ежик», – пробормотала Нелли, и троица поползла вперед, к тополю.
Комната Евы выглядела точно так же, как и апартаменты секретарши. Такие же кровать, тумба, телевизор, холодильник, стол и пара стульев.
– Типичный совок, – вздохнула Ершова.
– А мне нравится, – улыбнулся Рязанцев, – напоминает советское прошлое.
– Ностальгия?
– Да.
Повисла неловкая пауза.
– Ну, я пойду, – сказал Владимир Евгеньевич, стараясь, чтобы его голос звучал естественно, – увидимся за завтраком.
Ева с трудом перевела дух. Ее любимый мужчина не собирался сегодня с ней ночевать. Откуда-то из глубины тела поднялась боль. Теперь девушка знала, где у нее душа, – в солнечном сплетении, чуть выше пупка. Именно там что-то сжималось, пульсировало и нестерпимо болело.
– Ты не останешься? – спросила она, хотя ответ был и так ясен.
– Если честно, я устал, – сказал полковник, – а завтра у нас будет тяжелый день.
Он поцеловал Еву, причем девушка никак не могла избавиться от ощущения, что он делает это механически, для галочки, и вышел в коридор.
Тогда Ева села на кровать, подтянула ноги к груди, опустила голову с короткими темными волосами и заплакала. Ее счастье, казавшееся совершенно незыблемым еще месяц назад, трещало по швам. Вернее, никакого счастья уже не было, а были сплошные неприятности – каждую секунду Еву терзали ревность, обида и боль, которые сменялись отчаянной надеждой, от которой становилось еще хуже. Она не сомневалась, что Рязанцев продолжает ее любить. Она не сомневалась, что он будет
