не считать распухшего носа и многочисленных ссадин и царапин, это был прежний Макаров, чистый, причесанный, в отглаженной пижаме и домашних тапочках. Он сидел на диване, держа на коленях большой плюшевый фотоальбом, а в руке «Макарова», показывал ему фотографии и объяснял:
– Это я в школе. На выпускном вечере читаю свои стихи. Смешной, правда? Ушастый… Это в институте, на митинге. Тогда в Чили случился переворот, все негодовали, всюду были митинги, вот и у нас… Я читал свое стихотворение: «На смерть Альенде». Девушки плакали. Смешно, правда? А это у меня был творческий вечер в ДК имени Свердлова, плохо получилось, Васька фотографировал… А это я на БАМе. Это называлось «поэтический десант», представляешь? Да, на БАМе… Только не на Алене Бам, ты не подумай, БАМ – это Байкало-Амурская магистраль, была такая стройка века… Ну, это все не то, не то, – он быстро перелистывал страницы, пропуская фотографии Наташи, Анны и Оськи, – не то, не то… А, вот! – воскликнул Макаров. – Вот… Это знаешь где я? В Политехническом! Меня пригласили, да. Вот видишь, это Женя, это Булат Шалвович… Что? Нет, Вознесенского не было, он болел, кажется. А вот я выступаю! Старик, вот это было счастье! Мне аплодировали, здорово аплодировали, а Окуджава даже руку пожал. Глаза горят, руки вразлет, того и гляди – полечу! А ведь правда казалось – полечу… Что, не похож? Ну так сколько времени прошло… Но все равно похож. Не похож? Ну, давай посмотрим…
Макаров встал, подошел к висящему на стене зеркалу, поднял альбом на уровень лица, предлагая «Макарову» сравнить. Глядя в зеркало, «Макаров» переводил взгляд своего единственного круглого черного глаза с сегодняшнего Макарова на того, что был на фотографии. Скосив глаза, Александр Сергеевич с волнением наблюдал, ожидая реакции.
– Не похож? – спросил он потерянно. – Да я и сам вижу, что не похож. Но это я… Это – я! Я! Я! – закричал Макаров в отчаянии, и вдруг прогремел выстрел, зеркало разлетелось осколками, а то, что осталось в раме, упало на пол. Александр Сергеевич не успел испугаться. Он не испугался, но очень огорчился и спросил: – Что ты хочешь этим сказать?
«Макаров» не ответил.
На том месте, где висело зеркало, остался след – квадрат более ярких, чем вокруг, обоев. Ровно посреди квадрата чернело маленькое круглое отверстие – след от пули.
Макаров подошел ближе, прислонился лицом к стене и заглянул в отверстие одним глазом… Он увидел свой кабинет и себя, сидящего за столом, свой неподвижный, как у мишени, затылок… Александр Сергеевич зажмурился, помотал головой, прогоняя странное и неприятное видение, и вновь заглянул в отверстие… Та же картина.
– А-а-а! – закричал Макаров и кинулся из гостиной в кабинет, держа пистолет, как в атаке, в поднятой руке.
Кабинет был пуст. На чистом столе лежали единственный чистый лист бумаги и любимая китайская ручка. Макаров сел за стол, положил пистолет и посмотрел в окно. Треснувшее
