и вероятного будущего. С такими обычно есть о чем поговорить.
– И чем думаешь заниматься?
– А какие есть варианты? Еще думаю.
– У тебя семья-то есть? – Мужик говорил не торопясь и так же не торопясь допивал свой сидр. Чувствовалось, что разговаривать он со мной будет лишь до тех пор, пока ему этого хочется.
– Нет у меня никого. Я один на свете.
– Это как так?
– Да уж так получилось.
– Хм. – На меня взглянули с любопытством, хотя и любопытство тоже было довольно равнодушное. Так лист скользит по поверхности воды и не мокнет, так человек, обремененный собственными проблемами, может иной раз скользнуть по волнам чьих-то чужих судеб, не забивая ими голову и чувства. – Изгнали тебя, что ли? Наделал что-то? Впрочем, не мое дело. Не отвечай, если хочешь. – И я постарался сделать независимое лицо. – С работы тоже погнали?
– Типа того. Рожей не вышел, – говорил я все это довольно легкомысленным тоном. – Сначала выходил, потом выходить перестал.
– А что так?
– Работодатель был из знати. Ему необычности подавай, но каждая необычность рано или поздно наскучивает.
– А-а… То есть выгнали не из-за какой-нибудь выходки?
– Нет.
– Тогда за рекомендацией дело не станет, верно?
– Хм. – Я попытался представить себе, как являюсь к императору с требованием дать мне рекомендации. – Это вряд ли. К моему прежнему работодателю не ткнешься за рекомендациями, раз уж сразу не дали…
– Что – такая шишка?
– Да. Шишка.
– Тогда, парень, ты ж понимаешь, это твои проблемы. – Мужик, обернувшись, сделал знак служанке, и та без малого бегом приволокла ему кружку сидра, а мне – горшочек, накрытый аппетитно запекшейся «крышкой» из теста. – Вряд ли тебе кто-то поверит. Так что о спокойной уютной работе можешь не мечтать. Оно тебе надо? На твоем месте я б вернулся к гладиаторской профессии.
– Хороша спокойная работа!
– А чем нет? – удивился мой собеседник.
– Если ты хороший боец, то да, ты на вершине, дерешься редко и все больше из любви к искусству. Но я же не настолько крутой, чтоб привлекать зрителей. А во второсортных клубах выступать – это самоубийство.
– Глупость, которую тебе можно простить только по твоей молодости. Сразу видно, что ты никогда не работал в клубах. – И я понял, что тут лучше не спорить. Возражения только насторожат. Меня просто не поймут.
– Ну, ладно, согласен. Но я не хочу.
– Хочу, не хочу… Тут уже вопрос в том, на что ты способен. Воевать-то, к примеру, за жалованье – дело еще более неверное, чем гладиаторство. Или удел охотника, например.
– Какого охотника? На кого?
– Я имею в виду охотников с грани. Не знаешь, кого называют охотниками? – Этот взгляд был колким, и я снова стал мысленно искать более или менее убедительные аргументы, чтоб объяснить, почему
