не так уж часто встречаются. На них редко натыкаются. И еще реже убивают. Брони из их пластин не то что на вес полулун – намного дороже.
– А почему их называют тритонами?
– Если увидишь когда-нибудь эту тварь в реальности, поймешь, почему. Повадки сходны. Если, конечно, ты знаешь повадки тритона.
– Не, не знаю.
– Ну даешь! – восхитился капитан и, откинувшись на подушку, задремал.
Охотники вообще много спали, и я старался сам находить для себя занятие – тренировки или верховая езда, в которой мои успехи пока оставляли желать лучшего. По жаре это было нелегко, но приходилось подгонять себя и подбадривать, что – увы! – теперь уж такова моя жизнь, ничего с этим не поделаешь, и чем раньше привыкну, тем быстрее заживу по-человечески. И потом зверски потел под злым здешним солнцем, а заодно заставлял потеть коня: седлал, катался, расседлывал, вытирал, кормил-поил – и вновь начинал сначала.
Все вместе мы редко выходили на улицы Оклия, разве что по общим охотничьим делам, что-то купить или посмотреть, встретиться с магом, привезшим астрологическую карту, с другой командой, что-то хотевшей сообщить Альшеру по поводу днесвенской «гармошки» – той, куда он собирался с командой направиться в следующем сезоне. Лето становилось все жарче, солнце палило от души и уже без роздыху. Здесь и раньше-то не приходилось жаловаться на холод, в тех широтах, где я вынужден был гладиаторствовать, оказалось явно теплее, чем в средней полосе той же России, а уж теперь если и хотелось жаловаться, так только на зной.
Как я понял из пояснений новых товарищей, это еще не предел. Будет намного жарче.
– Да ладно, – успокоил меня Ниршав. – Самое жаркое время мы поневоле пересидим в «гармошке». Там жарко не бывает.
– А зимы в этих краях случаются?
– А как же! Льет целыми днями.
– Так тут зимой что – период дождей?
– Естественно. А ты чего хотел?
Я озадаченно замолчал. Получалось, что после магического перехода я оказался не в «своей» климатической полосе. Почему-то раньше мне это в голову не приходило, хоть и удивляла местная жара. Но я-то думал, что у них лето такое, а это оказалась весна. Блин!
– И что – сильно жарко бывает?
– Бывает. А ты что – с севера, что ли?
– Вроде того.
– Ого! А правда, что там вода замерзает и становится как хрусталь?
– Правда. И зимой с неба сыпется холодный пух. Который тает и превращается в воду. Снег называется. Все правда. Мамой клянусь.
Посмеялись оба.
После полудня и почти до вечера жизнь в городе практически замирала, уходила в недра каменных и потому хранивших прохладу домов. Только ближе к закату, когда дышать становилось чуть-чуть легче, торговцы снова вытаскивали свои прилавки и товар, раскладывали завлекательно, увлеченно торговались – наверстывали упущенное. Время от времени, устав от чтения, я выглядывал наружу поглазеть
