на затылке, любит носить длинные темные рубашки с воротом под горло, мрачен, неразговорчив, речь громкая, интонации резкие, странный блеск в глазах. Может, он принимает наркотики?
– А из биографии что-нибудь известно? – Я подавил зевок: ночная дорога давала о себе знать.
– Я же говорю: почти ничего, он что-то упоминал о религиозной секте «Последние Клирики» – возможно, он в ней состоит. У них старинная организация, возникшая на Земле в две тысячи одиннадцатом году, течение: финалисты. Они проповедовали конец света. Своеобразная эсхатология. Очень эрудированный человек. Пока мы летели сюда на корабле, Аюми, чтобы убить время, часто сидела за кроссвордами, а некоторые слова всей группой отгадывали – и ноль эффекта, зато Аурелиано с ходу, как заранее знал уже. Колючий умник, одним словом. Подходит идеально под злодея – настолько идеально, что наверняка не он. Если только…
– Если только что? – спросил я.
– Если только он не является реальным религиозным фанатиком и не собирается здесь никого облагодетельствовать в насильственном порядке или устроить конец жизни на Марсе.
– Знаете, Ирина, – я мрачно улыбнулся, – мне иногда кажется, что Марс – это огромная психбольница, ей-богу: тут адекватных людей наперечет. Оно и понятно: человек, у которого все в порядке, сюда не полетит.
– Вы меня тоже считаете чокнутой? – Она посмотрела на меня щелками гневных глаз, из которых шло жесткое когерентное излучение.
– А вы меня? – Я улыбнулся.
– После развода, наверное, вам было неуютно дома… – Она опустила взгляд.
– А вам после странной смерти вашего мужа. – Я решил обменяться откровенностями.
– Ну да… – Она произнесла это очень тихо. – Но мы не сумасшедшие… Мне кажется… мне кажется, Земля последние столетия учила только животному выживанию. В современном обществе не хватает реализации многих инстинктов… позитивной реализации. На Марсе можно было все построить с нуля… Марс мог бы стать чем-то иным, но почему-то не стал… то есть стал, но так же грубо… Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Да, Ирина. – Я внимательно посмотрел ей в глаза, и у меня появилось ощущение, что между нами возникла какая-то прочная взаимосвязь. – Я очень хорошо понимаю вас… как никто здесь… Мне кажется…
Она вдруг взяла мою руку и едва заметно сжала ее своей ладонью. Меня пробрала легкая дрожь…
– Осталось трое, – все так же тихо сказала Ирина, сама смутившись. – Аида Дронова, полячка, по специальности – художник.
– И как она вам? – Корпуса завода заметно выросли и были совсем рядом.
– Экзальтированная особа, – Ирина пожала плечами, – мнительная и эмоциональная. Сказала, что полетела на Марс за свежими образами для своих работ…
– Самое скверное
