Лали, какая страница?
– В самом начале после введения.
– Кипятков пойдет отвечать. – Громко произнес Дмитрий Валерьевич, усаживаясь в свое кресло, и Кипятков вздрогнул всем телом вместе со стулом. Голос учителя нес угрозу с примесью язвительности. Создалось впечатление, что Кучеров знает – Степа ничего не учил, и ему было интересно посмотреть, как тот выкрутится. – «Двойку» по математике он уже получил, сейчас посмотрим, приготовил ли он хотя бы заданный на дом пересказ.
– Кто, я?
– Именно ты. Марш! – учитель погнал его к доске кивком головы.
– А можно повторить? – напрягся Степа.
– Нет. Рассказывай, что помнишь.
– Давай, Стефан! – поддержал кто-то из мальчишек с последних парт.
Эта поддержка оторвала мальчика от стула и понесла прямо к месту казни… то есть, к доске. Степа вздохнул, перекрестился – и даже не один раз. Все засмеялись. Учитель сделал замечание классу. Зависла тишина.
Еще с дошколенка у Степы выработался принцип: выходить отвечать, даже если ничего не знаешь. Придумывай заранее или на ходу – не важно, главное говори.
Он прочистил горло.
– Федор… Иванович… эээ… – Степан почесал макушку, – Чукча!
Дмитрий Валерьевич строго оглянулся на ученика, нахмурившись от громкого смеха детей. Это заставило Степу произнести настоящую фамилию, да побыстрей.
– Ой, Тютчев. Иван Федорович родился в одна тысяча восемьсот… каком-то там году. Он прожил интересную жизнь! В возрасте шестнадцати лет он стал печататься в модных глянцевых журналах. Профессионалы говорили, что у него отличные данные! У него сразу появилась куча фанатов по всему миру. Его отцу (уже не помню, как его звали), не нравилась ранняя самостоятельность сына, отчего он все время на него наезжал. Юному писателю приходилось прятаться в сундуке с нитками. В возрасте двадцати лет Федор выезжал с гастролями в Ливерпуль, где жили суровые челябинские мужики, которые разговаривают с телевизором. Там-то Федор и познакомился со своей женой. Любительницей селфи. «Погиб поэт! Проклятьем заклейменный!» Этот стих Федор написал… когда… когда уже умер.
Степа, едва сдерживая смех от собственного сочинительства, продолжал говорить, даже когда хохот ребят перебивал его голос. Одна Лали не смеялась. Девочка покраснела и старалась спрятать свой стыд за рыжими волосами, опустив лицо в учебник.
Дмитрий Валерьевич не выдержал и, успокоив класс, поднялся с места. За время выступления ученика он успел исписать дневник Степы красной ручкой на целых два листа – это были и две «двойки» и замечания о поведении, и просьба отцу срочно явиться в школу. После он схватил Степу за волосы и потащил из класса.
– Ау! Больно! – пронзительно крикнул мальчик.
– Ну все, хватит! Надоел! – принялся рявкать на него учитель в коридоре. – Сколько это будет
