обеих рук за себя, – Если добудешь завещание, то получишь тысячу рыжих лобанчиков, а пока ты и медного денье не стоишь. – со смехом отошла она от них к воротам, выглянуть посмотреть далеко ли уехал Рено?
Выбрав на конюшне лошадок получше, они подъехали к ней сзади.
– Так все-таки не дашь?
– Ни гроша!
– Я тебе этого не прощу, брошу ведь!
– Сдался ты мне размазня, давай отсюда, нюни распустил!
– Поехали, Аньян.
– Постой, Гийоме! У тебя правда с собой ничего нет? – по делу забеспокоилась она.
– Почему? Есть! Целых несколько су.
– Тогда возьми, – она сняла свой перстень и с сожалением глянув на него бросила его Гийоме, на дело.
– Вот это другое дело, прощай, красотка. – бросил ей в ответ воздушный поцелуй Гийоме, больше ее никогда не увидевший.
Примерно в это же время, когда двое наездников погнали своих коней в погоне за третьим, скончался последний из Жонзаков, сеньор Жоффруа де Жонзак. Угас еще один древний род.
Глава II. Семейство Обюссонов
Через день езды к закату следующего, посланец достиг наивысшего места дороги, огибавшей холм посередине и круто устремлявшийся в живописную сельскохозяйственную долину реки Крез.
Любой путник, будь то пеший или на коне не мог не засмотреться хоть на мгновение на открывающуюся перед ним равнинную панораму.
Рено, ехавший на свой страх и риск еще не известно к кому, вообще слез с седла, предпочитая пеший спуск, дабы посмотреть побольше вниз, как будто по владениям можно определить хозяев. Но все равно после долгой дороги полной тревог, сердце его переполняла непонятная радость.
Природа как-будто постаралась сделать обозрение захватывающим: дорога проходила близко к краю обрывистого холма-стога. Долина при багрянце заката очень хорошо просматривалась до возвышений, постепенно переходящих в лесистые холмы, поросшие широколиственными и хвойными породами деревьев до самых каменистых вершин.
По мере понижения, диких лесов становилось все меньше и меньше. Девственная природа уступала место рукотворной: виноградниках на склонах и садам на более пологих площадях. На равнинном дне долины преобладала возделанная земля злаковых, колосовых, бобовых и бахчевых культур, но это по ту сторону реки, а по эту простирались луга и покосы… одни покосы, разделенные тонкими лесными полосами, разлиновавшими их как шахматную доску до самых подножий холмов этой стороны и до виноградников взбирающихся на эти холмы.
Приятной, светло-коричневатой, начисто програбленной от окошенной травы стерней, покос был равномерно заставлен стогами сена, прикрытых на макушках попонами на случай дождя. Кое-где сено еще не было скирдовано и лежало кривыми иссохшими рядами.
Какой-то крестьянин уже начал добросовестно сгребать это сено, судя по той тщательности, с какой он это делал от самых краев лесных полос.
